Маклаков, николай алексеевич. Мягкий человек твердых убеждений
Гофмейстер Высочайшего Двора, действительный статский советник, выдающийся правый государственный деятель, министр внутренних дел, член правой группы Государственного Совета, активный участник право-монархического движения.
Потомственный дворянин. Отец - известный окулист, приват-доцент Московского унта Алексей Николаевич Маклаков (1837-1895), мать - писательница Елизавета Васильевна Чередеева (ум. 1881). Окончил историко-филологический ф-т Московского ун-та (1893). С 1894 сверхштатный чиновник для особых поручений при Московской казенной палате, с 1898 податный инспектор в г. Юрьеве Владимирской губ. С 1900 начальник отделения Казенной палаты в Тамбове, с 1902 директор Тамбовского губернского попечительного комитета о тюрьмах. 24 марта 1906 назначен управляющим Казенной палатой в Полтаве. Был председателем комиссии по украшению города по случаю юбилейных торжеств в связи с празднованием 200-летия Полтавской победы. П. А. Столыпин представил энергичного чиновника Императору Николаю II, и тот 7 июня 1909 был назначен И. О. Черниговского губернатора, где проявил недюжинные административные способности, и через полгода был утвержден в этой должности. В 1911 Государь посетил Чернигов, чтобы помолиться у мощей прославленного в Его царствование Свт. Феодосия Угличского. Порядок в губернии порадовал Императора. В 1912 на выборах в IV Государственную Думу в губернии провалились октябристы, считавшие Чернигов своей вотчиной. Либералы обвинили Маклакова в давлении на выборы. И раньше непростые отношения с местным земством обострились до крайности. В С.-Петербург была отправлена депутация с прошением об отставке губернатора, дело дошло до того, что забастовку объявили местные предводители дворянства. Государь освободил Маклакова от должности губернатора, но назначил его 16 дек. 1912 управляющим делами Министерства внутренних дел. Назначение состоялось, несмотря на упорное сопротивление председателя Совета Министров В. Н. Коковцова, который не без оснований опасался, что Маклаков, тесно связанный с влиятельным правым деятелем кн. В. П. Мещерским, станет препятствовать проведению правительством либеральной политики. Однако Государь настоял на своем, заявив Коковцову, что после неоднократных встреч с Маклаковым пришел к выводу, что он «человек очень твердых убеждений, но чрезвычайно мягкий по форме». 21 февр. 1913 Маклаков был утвержден министром. 27 мая 1913 пожаловано званием гофмейстера Высочайшего Двора.
На тот момент Маклаков уже имел репутацию сановника крайне правого направления, твердого монархиста, хотя и не выступавшего против самого по себе существования Гос. Думы, но сторонника законосовещательной Думы, полагавшего, что в управлении внутренними делами России необходимо, чтобы правительство было «хорошо осведомлено обо всем, что творится в стране, чтобы оно имело друзей среди учащейся молодежи, среди рабочих, среди крестьян, среди чинов и войска». Хорошо знавший Маклакова по совместной службе П. Г. Курлов давал ему такую характеристику: «истый монархист по убеждениям, искренно и горячо был предан Государю Императору и готов был действительно положить все силы на служение своему Монарху и родине».«Близкое знакомство с Н. А. Маклаковым оставило во мне впечатление как о чистом и прекрасном человеке», - писал Курлов. Государь был очень доволен министром. А. А.Вырубова вспоминала: «Маклаковым Государь был очарован и говорил: «Наконец Я нашел человека, который понимает Меня и с которым Я могу работать».
На посту министра провел через законодательные учреждения св. 150 законопроектов, в т.ч. о преобразовании полиции, о печати (с Уставом о печати), о преобразовании статистической части МВД, о 2-й всеобщей переписи населения. Неоднократно выступал за роспуск Государственной Думы (в этом духе направил в 1913 несколько писем Царю). Ставил на обсуждение вопрос об изменении Основных законов Российской Империи. После начала Первой мировой войны внес 18 ноября 1914 в Совет Министров «Записку», в которой настаивал на ограничении Земского и Городского союзов исключительно делом «помощи больным и раненым» и запрещении им заниматься политикой. Всячески тормозил созыв сессий Гос. Думы. Назначение Маклакова министром возродило надежды правых на восстановление неограниченного Самодержавия. В новой должности Маклаков активно поддерживал монархическое движение. Однако из-за сопротивления либеральных сановников многого ему не удалось сделать. Глава правительства Коковцов мешал проведению жестких мер в отношении печати, препятствовал его политике вытравливания еврейского элемента из акционерных предприятий. Ему не удалось сменить либеральных губернаторов и добиться повсеместно проведения правого курса.
С самого начала против Маклакова ополчились думские октябристско-кадетские круги. Либералы ставили ему в вину «цензурные репрессии», закрытие Вольного экономического общества, неприязненное отношение к Земскому и Городскому союзам. Используя любой повод, они даже обвиняли его в слабой борьбе с так называемым «немецким засильем». На аудиенции у Государя в мае 1915 М. В. Родзянко рекомендовал удалить Маклакова из правительства под лукавым предлогом, что он своей преданностью монархии может только поколебать Престол. Союзником думских либералов стало так называемое «столичное общество», которое с первых дней вступления в должность министра начало травить провинциального чиновника. В салонах его действия неправильно освещались и высмеивались. Знакомый не понаслышке с нравами столичной бюрократии тов. министра внутренних дел П. Г. Курлов заметил, что «вести борьбу с испытанными в интригах бюрократами было не под силу доверчивому провинциалу». Но Государь длительное время отвергал самую мысль об отставке Маклакова. Однако противникам Маклакова удалось привлечь на свою сторону вел. кн. Николая Николаевича. Не желая обострять внутриполитическую ситуацию во время войны и стремясь к единению общества, Государь решил пойти навстречу пожеланиям либералов, и в июне 1915 Маклаков вынужден был выйти в отставку. По свидетельству А. А.Вырубовой: «Государь лично ему об этом сообщил на докладе. Маклаков расплакался... Он был один из тех, которые горячо любили Государя не только как Царя, но и как человека, и был ему беззаветно предан».
После отставки он получил 20 тыс. руб. на устройство квартиры и «оклад содержания, по званию члена Государственного Совета, в размере 18 тыс. руб. в год» (членом Госсовета он был назначен еще 21 янв. 1915). В Гос. Совете входил во фракцию правых. Участник Петроградского совещания (Совещание монархистов 21-23 ноября.
1915 в Петрограде), на котором был избран в состав руководящего органа черносотенного движения - Совета Монархических Съездов. Он поддерживал постоянные контакты и вел переписку с видными представителями правых организаций из провинции (наиболее интенсивно с К. Н. Пасхаловым и Н. Н. Тихоновичем-Савицким). В 1916 - н. 1917 принимал активное участие в кружке правых А. А. Римского-Корсакова, в который входилли А. А. Макаров, Д. П. Голицын, А. А. Ширинский-Шихматов, М. Я. Говорухо-Отрок, Н. Е. Марков, Г. Г. Замысловский и др. видные правые деятели). Осенью 1916 на частном Совещании правых Маклакову предложили стать председателем Временного Совета Монархических Съездов (после отказа И. Г. Щегловитова), который должен был созвать в Петрограде в к.
1916 монархический съезд. Однако Маклаков отказался, у него были иные планы. Имеются сведения, что в это время Государь начал вызывать Маклакова и советоваться с ним по поводу ситуации в стране. 26 ноября Маклаков выступил в Гос. Совете с большой обличительной речью, которая была с одобрением встречена в кругах правых. Он говорил: «С самого начала войны началась хорошо замаскированная святыми словами, тонкая, искусная работа... русскому народу стали прививать и внушать, что для войны и победы нужно то, что в действительности должно было вести нас к разложению и распаду... Это была ложь, для большинства бессознательная, а для меньшинства, стремившегося захватить руководство политической жизнью страны, ложь сознательная и едва ли не преступная». Он заявил, что так называемое общество «делает все для войны, но для войны с порядком; оно делает все для победы, - но для победы над властью». Маклаков подверг жесткой критике политику уступок либералам. Он решительно опроверг лживые слухи, что правые добиваются сепаратного мира: «Это ложь. Мировое положение России великой России для нас, правых, превыше всего. Оно дает ей право жить своей собственной, самобытной русской жизнью». Он призвал всех помнить о своем долге верноподданных: «Отечество в опасности. Это правда, но опасность испарится, как дым, исчезнет, как наваждение, если власть, законная власть, будет пользоваться своими правами убежденно и последовательно, и если мы все, каждый на своем месте, вспомним наш долг перед Царем и Родиной». Заключительные слова этой исторической речи Маклакова оказались воистину пророческими: «С этой верой мы будем бороться и с этой верой мы умрем».
Некоторые видные правые видели в нем «сильную фигуру», которая может подавить массовые беспорядки и восстановить порядок. В н. 1917 он рассматривался правыми деятелями как кандидат на роль диктатора в случае начала революции. 31 янв. Н. Н. Тиханович-Савицкий писал, обращаясь к нему: «Скажите, Николай Алексеевич, откровенно, если бы у нас произошел мятеж посильнее 1905 с участием войск, Вы взялись бы усмирить его, если бы Вас назначить в это время опять министром внутренних дел. Есть ли у Вас план на этот случай? Не можете ли Вы узнать и указать мне нескольких военачальников, популярных в войсках, сильно правых, на которых можно было бы вполне положиться». Маклаков был одним из немногих сановников, предпринимавших накануне февраля 1917 реальные шаги по предотвращению революции. В начале янв. 1917 он встречался с Государем, которому передал записку правых, составленную членом Гос. Совета М. Я. Говорухо-Отроком. В записке предлагался ряд срочных контрреволюционных мер. Ознакомившись с запиской правых, Государь поручил Маклакову 8 февр. 1917 подготовить Манифест о роспуске Гос. Думы. В ответном письме Царю Маклаков обещал обсудить проект предполагаемого манифеста с А. Д. Протопоповым. Он писал: «Власть больше чем когда-либо должна быть сосредоточена, убеждена, скована единой целью восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило, и быть уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего». 25 февр. 1917, явившись вместе с А. Ф. Треповым и А. А. Ширинским-Шихматовым на заседание Совета Министров, Маклаков настойчиво предлагал ввести осадное положение в Петрограде, но председатель Совета министров кн. Н. Д. Голицын не решился на такую меру.
28 февраля Маклаков был арестован, при пешем сопровождении в Петропавловскую крепость едва не был растерзан революционной чернью. Н. Д. Тальберг передавал его собственный рассказ: «Нас вели по Шпалерной улице. Вокруг рычала озверевшая толпа, посылавшая нам ругательства, иногда ударявшая и подталкивавшая нас при полном равнодушии конвойных. Какой-то детина вскочил ко мне на спину и сдавливал ногами. Моя давно сломанная и постоянно напоминавшая о себе нога сильно болела. Наконец подошли к Петропавловской крепости. Перед самыми воротами кто-то ударил меня по голове; я упал, к счастью у самых ворот, откуда уже без сознания был внесен конвойными в камеру». В тюрьме он находился уже до самой кончины. Маклаков был одним из тех, немногих, царских министров, которые имели мужество на допросах в Следственной комиссии не отречься от своих идеалов. Он с достоинством возражал следователям Временного правительства: «Простите, я не знаю, в чем собственно я шел в своих взглядах против народа. Я понимал, что ему может быть хорошо при том строе, который был, если строй этот будет правильно функционировать... Я думал, что до последнего времени Россия не падала, что она шла вперед и росла под тем самым строем, который до последнего времени существовал и который теперь изменен. Я никогда не мог сказать, что этот строй был могилой для России, для ее будущего». 11 окт. В связи с болезнью переведен в лечебницу Конасевича (ул. Песочная 7 в Петрограде), где жил под формальным надзором. С ним встречался служивший ранее под его началом Н. Д. Тальберг. В первые месяцы правления большевиков Маклаков, пользуясь правом прогулок, даже посещал заседания подпольной монархической организации Н. Е. Маркова, которая пыталась организовать спасение Царской Семьи. В авг. 1918, получив от Н. Н. Чебышева сообщение о предстоящем аресте, покинул лечебницу, но не желая подводить медперсонал, вскоре вернулся и был арестован. Под конвоем отправлен в Москву, где в первый день после объявления «красного террора» был убит на Братском кладбище в Петровском парке вместе с еп. Ефремом (Кузнецовым), прот. И. И. Восторговым, И. Г. Щегловитовым, А. Н. Хвостовым, С. П. Белецким и др. Свидетель преступления передавал, что палачи «высказывали глубокое удивление о. Иоанну Восторгову и Николаю Алексеевичу Маклакову, поразивших их своим хладнокровием пред страшною, ожидавшею их участью».
Был женат на кнж. Марии Леонидовне Оболенской (1874-1949), дети: Юрий (1894-1969) и Алексей (1896-после 1920), офицер Добровольческой армии.
Фёдор Гайда, кандидат исторических наукПламенный реакционер Николай Маклаков
Николай Алексеевич Маклаков (1871-1918) считается одной из самых одиозных правительственных фигур последних лет империи. Судя по историографии, его отличали «крайний авантюризм, безответственность, некомпетентность, примитивность политического мышления, полное слияние с камарильей». Самым известным анекдотом о Маклакове стала история о том, как он якобы изображал перед царской семьёй «прыжок влюблённой пантеры», чем якобы и добился расположения Николая II1. Артистический талант у Макла-кова, безусловно, был. Его хороший знакомый, губернатор Н. П. Муратов, вспоминал, как Николай Алексеевич в бытность управляющим казённой палатой мог инкогнито прийти к своему подчинённому с проверкой, предварительно до неузнаваемости загримировавшись и записавшись к нему на приём2. Но в том ли заключался секрет успешной, хоть и недолгой карьеры министра внутренних дел?
Николай Маклаков был сыном известного московского врача-окулиста и младшим братом видного адвоката и думского оратора кадета Василия Маклакова. Николай Алексеевич окончил историко-филологический факультет Московского университета, в отличие от брата придерживался правых взглядов и состоял членом Союза русского народа, был вхож в салоны Е. В. Богдановича и князя В. П. Мещерского3. Сам князь Владимир Петрович всячески намекал на то, что последующее назначение Маклакова министром произошло не без его участия4, хотя, скорее всего, это было сильным преувеличением. Маклаков и его жена (урождённая княжна Оболенская) были друзьями фрейлины императрицы Марии Фёдоровны А. Н. Нарышкиной, которая курировала карьеру Николая Алексеевича и посоветовала его Столыпину в губернаторы; премьер и сам был знаком с ним со времён полтавских торжеств 1909 года, когда Маклаков, в тот период - управляющий полтавской казённой палатой, сыграл ключевую роль в их организации и обеспечил образцовый порядок5.
Наш герой был представлен императору, произведён в камергеры и получил назначение черниговским губернатором. Во второй раз Николай II встречался с Маклаковым, посещая Чернигов сразу после покушения на Столыпина, в день смерти премьера6. Вероятно, именно в это время император принял решение назначить Николая Алексеевича министром внутренних дел. Новый премьер В. Н. Коковцов отверг эту кандидатуру, и царь не настаивал7. Министром стал кандидат Коковцова - А. А. Макаров. Однако неудачная для правительства кампания по выборам в Думу в 1912 году стала главной причиной нового кадрового решения. Так 41-летний Николай Маклаков стал управляющим МВД. 27 декабря 1912 года Николай II написал в дневнике: «Утром принял Маклакова на полчаса. Превосходное впечатление производит он своим правильным взглядом на вещи, своею честностью и откровенностью»8. Для личного дневника императора это была исключительная по своей развёрнутости характеристика. Личному благоволению со стороны Николая II не мешало даже негативное отношение Маклакова к Распутину9.
Достаточно неожиданное назначение молодого губернатора сразу породило его сравнение со Столыпиным. В думской среде считалось, что Маклаков метил в премьеры и вполне мог ориентироваться на националистов и даже правых октябристов10. Новый управляющий министерством начал демонстративно ужесточать контроль над своим ведомством и демонстрировать большое расположение к населению. Так, он сразу посетил петербургский полицейский участок и обратил внимание на невероятную тесноту арестантских камер. Газетами было отмечено, что министр внутренних дел сделал это впервые за 40 лет11. Маклаков занял покровительственную позицию в отношении рабочих по Ленскому делу, и в результате Совет министров решил прекратить против них соответствующее разбирательство12.
Своим товарищем Маклаков назначил московского губернатора Владимира Фёдоровича Джунковского, пользовавшегося популярностью как в правых, так и в либеральных кругах. Прогрессистское «Утро России» ликовало: «Как мало требуется для представителя власти для того, чтобы обеспечить за ним известную долю общественных симпатий! Личной корректности, отсутствия «импульсов» и уважительного отношения к закону»13. По занятии новой должности Джунковский демонстративно издал приказ по Отдельному корпусу жандармов с указанием проявлять «сердечность к населению»14. Товарищ министра добился ликвидации полицейской агентуры в армии и учебных заведениях, а также отставки её покровителя директора Департамента полиции С. П. Белецкого15. Не случайно в Департаменте полиции нового министра невзлюбили. Последний начальник Петроградского охранного отделения К. И. Глобачёв считал, что «Маклаков был человек весьма поверхностный, недостаточно вдумчивый, решавший большие государственные вопросы, как говорится, с плеча»16. Директор Департамента полиции в 1915-1916 годах К. Д. Ка-фафов вспоминал: «Маклаков был человек несомненно даровитый и, в частности, обладал, по-видимому, фамильным свойством, прекрасным даром речи, хотя сам не любил ораторов, в особенности думских. Кроме того, новый министр был человек по существу добрый и отзывчивый, таковы были его положительные качества. Но были и отрицательные, и при том весьма крупные. Прежде всего, несмотря на свою молодость и внешнюю подвижность, это был неврастеник чистой воды, и благодаря этой неврастении он ненавидел всякую работу. Когда он видел толстые папки с докладами, он прямо впадал в уныние. Затем, это был человек абсолютно не сведущий, по крайней мере в той области, которая подлежала его ведению»17.
МВД быстро развило бурную реформаторскую деятельность. Шла подготовка новой земской реформы (она предполагала отмену сословных курий и понижение избирательного ценза), проектов западносибирского, прибалтийского и польского земств, городовой реформы, проекта улучшения городских финансов18. Думе был представлен правительственный законопроект об уравнении крестьян в правах с иными сословиями19. Намеревались подготовить «в ближайшем будущем» реформу уездного правления (проект был завершён уже в начале мировой войны и предполагал усиление этого звена20), после чего приступить к губернской реформе21.
21 февраля 1913 года, в день обнародования манифеста по случаю 300-летия дома Романовых, Маклаков был утверждён министром. Вскоре он дал интервью «Le Temps», где впервые обрисовал свою программу. Министр объявлял себя сторонником «децентрализации управления», введения земства на окраинах, внутреннего контроля в ведомстве МВД борьбы с хулиганством и пьянством. Вместе с тем он неожиданно выступил за реформу печати, предполагая введение частичной предварительной цензуры. По еврейскому и польскому вопросам Маклаков не планировал никаких изменений22. В результате эта программа вызвала в обществе смешанные чувства, с преимущественным привкусом горечи. В частном письме Николай Алексеевич писал о своей главной цели: «Моя мечта поскорее и покрепче починить, что можно в нашей внутренней жизни, для того, чтобы для наследника подготовить другую обстановку, чем та, в которой мы, благодаря предателям России, живём теперь»23.
После интервью французской газете становилось ясно, что главной задачей Маклакова было давление на оппозиционно настроенную общественность, а этого она простить не могла. Наиболее остро, разумеется, была воспринята маклаковская инициатива в отношении печати. Причём тут министр столкнулся не только с коллективным общественным протестом, но и с неприятием собственных коллег. На заседании Совета министров Маклаков отметил огромную, наравне со школой, роль печати в государственной и общественной жизни, но полагал, что вследствие извращённого толкования Манифеста 17 октября в сфере печати «водворилось полнейшее безначалие», а сама она «становится источником потемнения народного самосознания и одичания нравов». Проект предусматривал частичное восстановление предварительной цензуры: газеты должны были предоставляться в цензурное ведомство не позднее, чем за один час до выхода. Большинство Совета министров выступило против подобной инициативы. Министры отмечали, что введение предварительной цензуры противоречит указам 12 декабря 1904 и 24 ноября 1905 года и не будет принято думой. Кроме того, оно могло повлечь судебные разбирательства в отношении цензоров. Обер-прокурор Синода В. К. Саблер выступил также и против предлагавшейся Ма-клаковым общей духовной цензуры, которая «затруднила бы, несомненно, появление в свет философских сочинений на религиозные темы». В результате проект был взят на доработку, а позднее принят правительством в выхолощенном виде24.
После этого активность министра переключилась на Думу. Весной 1913 года её отношения с правительством достигли невероятного накала. Началась «министерская забастовка»: после нанесённого премьеру Коковцову личного оскорбления со стороны правого депутата Н. Е. Маркова 2-го министры в ожидании извинений просто перестали посещать палату. Накануне открытия Думы в октябре 1913-го Маклаков написал письмо императору. Министр предлагал выступить в Думе от имени всего правительства с предупреждением и ввести её в «законное русло крепкой рукой». В случае неповиновения, как отмечалось в письме, «это лишь приблизит развязку, которая, по-видимому, едва ли отвратима». Под «развязкой» понимались роспуск Думы, введение повышенной чрезвычайной охраны в Петербурге, подавление возможных беспорядков. Царь ответил Маклакову, что «приятно поражён» его предложением, поскольку сам хотел выступить с такой же инициативой. «Лично думаю, что такая речь мин. внутр. дел своей неожиданностью разрядит атмосферу и заставит г-на Родзянко и его присных закусить языки», - писал Николай II и добавлял: «Также считаю необходимым и благовременным немедленно обсудить в Совете министров мою давнишнюю мысль об изменении статьи учреждения Госуд. думы, в силу которой если Дума не согласится с изменениями Госуд. совета и не утвердит проекта,то законопроект уничтожается. Это - при отсутствии у нас конституции - есть полная бессмыслица! Представление на выбор и утверждение государя мнений и большинства и меньшинства будет хорошим возвращением к прежнему спокойному течению законодательной деятельности, и притом в русском духе»25.
Однако накануне царского письма правительство уже приняло несколько иное решение. 17 октября 1913-го (в восьмую годовщину манифеста) Совет министров обсудил вопрос о чрезвычайном положении и роспуске Думы. Премьер пребывал в командировке, и министры поддержали предложение26. Проекты указов были высланы в Ливадию. В отсутствие Коковцова Маклаков решил не поднимать вопрос об изменении законодательного порядка. Глава МВД написал монарху объяснительное письмо, фактически предложив ему самому инициировать подобную реформу27. 23 октября император начертал на журнале Совета министров от 17 октября: «Согласен. Срок созыва новой Г. Думы должен быть значительно отдалён»28. Было ясно, что дальше грозной резолюции это дело уже не пойдёт. Фактически весь план был, таким образом, дезавуирован.
В то же самое время Маклаков вступил в борьбу с московским самоуправлением. Он последовательно не утвердил избранных на выборах московского городского головы князя Г. Е. Львова, а затем - директора московских Высших женских курсов учёного-механика С. А. Чаплыгина и известного городского деятеля промышленника Л. Л. Катуара. 8 ноября 1913 года министр в письме императору предложил назначить (по закону это было возможно) городским головой члена Государственного совета Б. В. Штюрме-ра, известного своими правыми взглядами. Маклаков сообщал, что тот «уже приводил однажды в порядок тверское земство» и готов «взять на себя этот тяжёлый пост». Однако Николай II передал письмо Маклакова Коковцову, который был крайне раздражён и внёс вопрос в Совет министров. В результате на один год московским головой был назначен В. Д. Брянский с целью подготовки «правильных и желательных для Правительства выборов»29. С началом войны городским головой стал кадет М. В. Челноков.
После ряда неудачных шагов положение Маклакова в правительстве сильно пошатнулось. Сам он впоследствии признавался, что «ежечасно» встречал у своих коллег неприятие его курса30. Назначение премьером И. Л. Горемыкина не привело к улучшению положения министра внутренних дел. Ходили слухи о его отставке31. Однако в июле 1914 года в связи с рабочими беспорядками в столице Маклаков вторично инициировал план роспуска Думы. Состоялось заседание Совета министров под председательством царя. Обсуждались внешнеполитический кризис (11 июля был объявлен австро-венгерский ультиматум Сербии), рост забастовок и трудности проведения бюджета через палаты32. В конце заседания Николай II поставил вопрос о роспуске Думы и превращении её в законосовещательный орган. Все министры, кроме Маклакова, резко возражали. Министр юстиции И. Г. Щегловитов, по собственному свидетельству, сказал царю, что считал бы себя изменником в случае поддержки этой меры. После таких слов монарх произнёс: «Этого совершенно достаточно. Очевидно, вопрос надо оставить»33.
С началом войны правительство пошло на значительное расширение сферы общественной инициативы для помощи фронту. Были созданы Всероссийский земский союз и Всероссийский союз городов (Земгор), получившие щедрое казённое финансирование. 25 ноября 1914 года в Совете министров обсуждалась записка Маклакова о необходимости установления государственного контроля за деятельностью Земгора. Министр объяснял такую меру отсутствием финансовой отчётности и политизацией деятельности Земгора. Однако сторонников у Маклакова не нашлось, и Совет, посчитав предложения Маклакова излишними, отверг их34. Вопрос об отставке министра, как казалось, стал делом времени. Накануне нового 1915-го Горемыкин имел доклад, после чего «вопрос о Маклакове» был «решён», однако по неясным причинам отложен до 15 января. В итоге министр всё-таки не получил отставку, а 21 января даже был назначен в Государственный совет. «Я вовсю работаю на этом направлении, но Маклаков сидит и уже очень втёр очки бедному царю»35, - писал начальник императорской военно-походной канцелярии князь В. Н. Орлов начальнику штаба Ставки Н. Н. Янушкевичу.
6 марта 1915 года Совет министров по инициативе Маклакова обсуждал вопрос об упорядочении продовольственного дела. Министр считал, что перебои со снабжением могут быть использованы «враждебными государству элементами для своих целей». Он указывал: «Не следует забывать, что в настоящем случае дело сводится к вопросу, который затрагивает широкие слои населения, доступные пропаганде и вообще склонные объяснять тяжёлые условия экономической жизни несовершенством государственного устройства. И если революционные течения, основанные на проповеди социализма, легко отразимы, как всё, что носит узкотеоретический характер, то голод не может не относиться к числу явлений, представляющих действительно серьёзную угрозу государственному порядку и общественному спокойствию». Министр предложил создать при МВД особое совещание с привлечением иных ведомств. Между тем Горемыкин, поддержанный всеми министрами, считал необходимым придать ему междуведомственный характер36. После понесённого поражения Маклаков подал в отставку, но она не была принята. В ответ император, обращаясь к нему «друг мой, Николай Алексеевич», просил его оставаться на своём посту37.
Однако уже в июне 1915-го под влиянием общественных настроений и поражений на фронте Николай II вынужден был расстаться с любимым министром. В письме Щегловитову Маклаков так отреагировал на свою отставку: «Вместо самодержавия воцаряется - олигархия»38. В Государственном совете экс-министр занял активную позицию. Он был единственным его членом, проголосовавшим против создания особых совещаний. В начале ноября 1916 года в консервативном салоне члена Государственного совета шталмейстера А. А. Римского-Корсакова, куда входили Маклаков, Марков 2-й, Белецкий, Г. Г. Замысловский и другие35, была составлена написанная ярким, экспрессивным языком записка о внутреннем положении России; в ней предлагалась программа преодоления сложившегося политического кризиса. Основным автором, по всей вероятности, был М. Я. Говорухо-Отрок40, однако оригинал текста записки имел личную правку Маклакова. Дума обвинялась в открытых революционных поползновениях и организации «государственного, а весьма вероятно, и династического переворота». Предлагалось назначить на посты министров, начальников округов и военных генерал-губернаторов верных династии лиц, наделить представителей местной администрации полномочиями по удалению от должности всех неблагонадёжных или проявивших «слабость или растерянность» чиновников; немедленно закрыть левые газеты с одновременным усилением поддержки правых, привлечь на сторону власти хотя бы одну из крупных умеренных газет; милитаризовать военные заводы, поставить под военный контроль учреждения Земгора и военно-промышленных комитетов с целью пресечения революционной пропаганды и финансовых злоупотреблений; ввести в столицах и крупных городах военное или осадное положение и военно-полевые суды, вооружить запасные батальоны гвардейских полков пулемётами и артиллерией на случай «подавления мятежа».
Также предлагалось распустить Думу без указания срока возобновления её деятельности, изменить её полномочия и порядок выборов, удалить из Государственного совета всех оппозиционеров, восстановить неограниченную свободу царских решений. Подводился итог: «Формула «Народу мнение, а царю решение» является единственно приемлемой для России». Порядок выборов, предусмотренный положением 3 июня 1907 года, признавался неудачным; выдвигался проект одноступенчатых выборов кандидатов «от городских и уездных бытовых и сословных групп», незначительная часть которых «по жребию, а всего лучше, по высочайшему соизволению» получала бы статус депутатов. Необходимо было выстроить в отношении Думы активную политику, для чего при премьере должны были появиться «особое лицо, особая и притом серьёзно поставленная организация и крупный специальный фонд для ведения внутренней политики в самой думе с единственной целью создания и поддержания прочного и постоянного большинства, благоприятного правительству».
В документе утверждалось, что либеральная оппозиция по своему поведению и нереалистичности программы не может представлять реальной угрозы для правительства: «Сами эти элементы столь слабы, столь разрозненны и, надо говорить прямо, столь бездарны, что торжество их было бы столь кратковременно, сколь и непрочно». В случае прихода к власти и объявления «действительной конституции» либералы быстро уступили бы место социалистам, которые овладели бы сознанием рабочих и крестьян: «Можно бы идти в этих предсказаниях и дальше, и после совершенной анархии и поголовной резни увидеть на горизонте будущей России восстановление самодержавной царской, но уже мужичьей власти в лице нового царя, будь то Пугачёв или Стенька Разин, но понятно, что такие перспективы уже заслоняются предвидением вражеского нашествия и раздела между соседями самого Государства Российского»41.
26 ноября 1916-го, в разгар парламентского «штурма власти», Маклаков выступил с речью в Государственном совете. «С самого начала войны началась хорошо замаскированная святыми словами, тонкая, искусная работа... Русскому народу стали прививать и внушать, что для войны и победы нужно то, что в действительности должно было вести нас к разложению и распаду... Это была ложь, для большинства бессознательная, а для меньшинства, стремившегося захватить руководство политической жизнью страны, ложь сознательная и едва ли не преступная», - говорил бывший министр. Делалось это, по мнению оратора, «для войны, но для войны с порядком... для победы - но для победы над властью». Маклаков ставил свой диагноз: «Отечество в опасности. Это правда, но опасность испарится, как дым, исчезнет, как наваждение, если власть, законная власть, будет пользоваться своими правами убеждённо и последовательно, и если мы все, каждый на своём месте, вспомним наш долг перед царём и Родиной». «Московские ведомости» написали: «Картина, им нарисованная, верна до последних деталей»42.
21 декабря, вскоре после убийства Распутина, Маклаков написал царю письмо, в котором призывал - во избежание новой революции - призвать Думу к порядку. Он напоминал, что в 1905-м внутренняя смута оказалась более грозным врагом, чем Япония. 1 января 1917 года Маклаков был удостоен ордена св. Владимира II степени. Вечером 8 февраля министр внутренних дел А. Д. Протопопов передал Маклакову желание императора о составлении текста манифеста о роспуске Думы. Оба министра, бывший и нынешний, вместе составили текст43. Однако дальнейшего развития инициатива не получила.
Поздним вечером 26 февраля, когда в Петрограде уже начался военный мятеж, Маклаков вместе с членами Государственного совета А. Ф. Треповым и А. А. Ширинским-Шихматовым приехал на заседание Совета министров с призывом принять решительные меры против думской агитации44. Всё было тщетно. Через день бывший министр был арестован. В августе 1918 года в преддверии неизбежного ареста лечащий врач устроил экс-министру побег из больницы, где он пребывал, но, не желая подвести больничный персонал, Маклаков вернулся и был расстрелян чекистами45.
В правительстве Николай Алексеевич оказался «белой вороной». Он был таким же несистемным министром, как и его родной брат Василий - несистемным кадетом. Чистые руки, горячее сердце, хотя иногда и входившее в противоречие с ясным умом, выделяли Маклакова на фоне прочих бюрократов. Его положение определялось лишь личными симпатиями Николая II, однако для бюрократических реалий начала XX века этого было слишком недостаточно...
Примечания
1. Аврех А. Я. Царизм и IV Дума. М. 1981. С. 256; Он же. Царизм накануне свержения. М. 1989. С. 84.
2. Воспоминания H. П. Муратова//РГАЛИ. Ф. 1208. On. 1.Д. 28. Л. 16-17.
3. Стогов Д. И. Правомонархические салоны Петербурга-Петрограда (конец XIX - начало XX века). СПб. 2007. С 54-55, 293-294.
4. Голос Москвы. 1912.19 декабря.
5. РГАЛИ.Ф. 1208. Оп. 1.Д. 28. Л. 329-330.
6. Новое время. 1912. 15 декабря.
7. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания (1903-1919 гг.). Т. 1. М. 1992. С. 417-426.
8. ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 259. Л. 99.
9. Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 562. Л. 671. Н. А. Маклаков - жене М. Л. Маклаковой, 27 февраля 1912 г.
10. Там же. Оп. 243. 1913. Д. 307А. Л. 28-30. 13 февраля 1913 г.
11. Новое время. 1913. 30 января; Голос Москвы. 1913. 29 января.
12. Новое время. 1913. 22 января.
13. Губернатор и общество//Утро России. 1913.1 февраля.
14. Там же. 1913. 7 февраля.
15. Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 2. М. 1997. С. 283.
16. Глобачёв К. И. Правда о русской революции//Вопросы истории. 2002. № 8. С. 74.
17. Кафафов К. Д.Воспоминания о внутренних делах Российской империи// Вопросы истории. 2005. № 5. С. 79.
18. Новое время. 1913.16 октября.
19. Государственная дума. Обзор деятельности комиссий и отделов. IV созыв. Сессия 1.1912-1913 гг. СПб. 1913. С. 255.
20. РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 29. Л. 4-6, 9, 45-53,57-72, 80-102.
21. Новое время. 1913.16 октября.
22. Там же. 1913. 3 марта.
23. РГИА. Ф. 1620. On. 1. Д. 1. Л. 1-4 об.
24. Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909-1917 гг./ 1913 год. М. 2005. С. 332-347.
25. Дневники и документы из личного архива Николая II: Воспоминания. Мемуары. Минск. 2003. С. 183-187; ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1288. Л. 1-2. 14 октября 1913 г.
26. Особые журналы... С. 411-412.
27. Дневники и документы... С. 187-188; ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1288. Л. 3-4. 22 октября 1913 г.
28. Особые журналы... С. 411.
29. РГИА. Ф. 1276. Оп. 9. Д. 69. Л. 1-10,33.
30. Падение царского режима. Стенографический отчёт допросов Верховной следственной комиссии. Т. 5. М.; Л. 1925-1927. С. 202-203.
31. Голос Москвы. 1914. 1, 2 марта.
32. Барк П. Л. Июльские дни 1914 г. Начало великой войны//Возрождение. 1959. № 91. С. 19-24.
33. Падение царского режима... Т. 2. С. 438; Т. 3. С. 133-134.
34. Особые журналы... 1914 год. М. 2006. С. 545-554.
35. Из истории борьбы в верхах накануне Февральской революции: новые документы//Русское прошлое. Кн. 6.
СПб. 1996. С. 158,162-163.
36. Особые журналы... 1915 год. М. 2008. С. 120-123, 234.
37. Дневники и документы... С. 184-185.
38. Из архива Щегловитова//Красный архив. 1926. Т. 4 (15). С. 112-113.
39. Стогов Д. И. Указ. соч. С. 297.
40. Падение царского режима. Т. 5. С. 289.
41. Записка, составленная в кружке Римского-Корсакова и переданная Николаю II кн. Голицыным в ноябре 1916 г.//Архив русской революции. Кн. 3. Т. 5. М. 1991. С. 337-343.
42. Правые и левые//Московские ведомости. 1916. 29 ноября.
43. ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1288. Л. 10-11 об., 19-20; Д. 1003. Л. 1-2.
44. Шаховской В. Н. «Sic transit gloria mundi». 1893-1917 гг. Париж. 1952. С. 186-187.
45. Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. СПб. 2001. С. 392.
// журнал Родина - №7 - 2012
1871-1918), государственный деятель. В 1912-1915 министр внутренних дел, оказывал поддержку крайне правым партиям и группам. В декабре 1916 предлагал Николаю II осуществить государственный переворот и разогнать Государственную думу. Расстрелян по постановлению ВЧК.
Отличное определение
Неполное определение ↓
МАКЛАКОВ Николай Алексеевич
9.09.1871- 23.08.1918), гофмейстер Высочайшего Двора, действительный статский советник, выдающийся правый государственный деятель, министр внутренних дел, член правой группы Государственного Совета, активный участник право-монархического движения. Потомственный дворянин. Отец - известный окулист, приват-доцент Московского унта Алексей Николаевич Маклаков (1837–1895), мать - писательница Елизавета Васильевна Чередеева (ум. 1881). Окончил историко-филологический ф-т Московского ун-та (1893). С 1894 сверхштатный чиновник для особых поручений при Московской казенной палате, с 1898 податный инспектор в г. Юрьеве Владимирской губ. С 1900 начальник отделения Казенной палаты в Тамбове, с 1902 директор Тамбовского губернского попечительного комитета о тюрьмах. 24 марта 1906 назначен управляющим Казенной палатой в Полтаве. Был председателем комиссии по украшению города по случаю юбилейных торжеств в связи с празднованием 200-летия Полтавской победы. П. А. Столыпин представил энергичного чиновника Императору Николаю II, и тот 7 июня 1909 был назначен И. О. Черниговского губернатора, где проявил недюжинные административные способности, и через полгода был утвержден в этой должности. В 1911 Государь посетил Чернигов, чтобы помолиться у мощей прославленного в Его царствование Свт. Феодосия Угличского. Порядок в губернии порадовал Императора. В 1912 на выборах в IV Государственную Думу в губернии провалились октябристы, считавшие Чернигов своей вотчиной.
Либералы обвинили Маклакова в давлении на выборы. И раньше непростые отношения с местным земством обострились до крайности. В С.-Петербург была отправлена депутация с прошением об отставке губернатора, дело дошло до того, что забастовку объявили местные предводители дворянства. Государь освободил Маклакова от должности губернатора, но назначил его 16 дек. 1912 управляющим делами Министерства внутренних дел. Назначение состоялось, несмотря на упорное сопротивление председателя Совета Министров В. Н. Коковцова, который не без оснований опасался, что Маклаков, тесно связанный с влиятельным правым деятелем кн. В. П. Мещерским, станет препятствовать проведению правительством либеральной политики. Однако Государь настоял на своем, заявив Коковцову, что после неоднократных встреч с Маклаковым пришел к выводу, что он «человек очень твердых убеждений, но чрезвычайно мягкий по форме». 21 февр. 1913 Маклаков был утвержден министром. 27 мая 1913 пожаловано званием гофмейстера Высочайшего Двора. На тот момент Маклаков уже имел репутацию сановника крайне правого направления, твердого монархиста, хотя и не выступавшего против самого по себе существования Гос. Думы, но сторонника законосовещательной Думы, полагавшего, что в управлении внутренними делами России необходимо, чтобы правительство было «хорошо осведомлено обо всем, что творится в стране, чтобы оно имело друзей среди учащейся молодежи, среди рабочих, среди крестьян, среди чинов и войска». Хорошо знавший Маклакова по совместной службе П. Г. Курлов давал ему такую характеристику: «истый монархист по убеждениям, искренно и горячо был предан Государю Императору и готов был действительно положить все силы на служение своему Монарху и родине».«Близкое знакомство с Н. А. Маклаковым оставило во мне впечатление как о чистом и прекрасном человеке», - писал Курлов. Государь был очень доволен министром. А. А.Вырубова вспоминала: «Маклаковым Государь был очарован и говорил: «Наконец Я нашел человека, который понимает Меня и с которым Я могу работать». На посту министра провел через законодательные учреждения св. 150 законопроектов, в т.ч. о преобразовании полиции, о печати (с Уставом о печати), о преобразовании статистической части МВД, о 2-й всеобщей переписи населения. Неоднократно выступал за роспуск Государственной Думы (в этом духе направил в 1913 несколько писем Царю). Ставил на обсуждение вопрос об изменении Основных законов Российской Империи. После начала Первой мировой войны внес 18 нояб. 1914 в Совет Министров «Записку», в которой настаивал на ограничении Земского и Городского союзов исключительно делом «помощи больным и раненым» и запрещении им заниматься политикой. Всячески тормозил созыв сессий Гос. Думы. Назначение Маклакова министром возродило надежды правых на восстановление неограниченного Самодержавия. В новой должности Маклаков активно поддерживал монархическое движение. Однако из-за сопротивления либеральных сановников многого ему не удалось сделать. Глава правительства Коковцов мешал проведению жестких мер в отношении печати, препятствовал его политике вытравливания еврейского элемента из акционерных предприятий. Ему не удалось сменить либеральных губернаторов и добиться повсеместно проведения правого курса. С самого начала против Маклакова ополчились думские октябристско-кадетские круги. Либералы ставили ему в вину «цензурные репрессии», закрытие Вольного экономического общества, неприязненное отношение к Земскому и Городскому союзам. Используя любой повод, они даже обвиняли его в слабой борьбе с так называемым «немецким засильем». На аудиенции у Государя в мае 1915 М. В. Родзянко рекомендовал удалить Маклакова из правительства под лукавым предлогом, что он своей преданностью монархии может только поколебать Престол. Союзником думских либералов стало так называемое «столичное общество», которое с первых дней вступления в должность министра начало травить провинциального чиновника. В салонах его действия неправильно освещались и высмеивались. Знакомый не понаслышке с нравами столичной бюрократии тов. министра внутренних дел П. Г. Курлов заметил, что «вести борьбу с испытанными в интригах бюрократами было не под силу доверчивому провинциалу». Но Государь длительное время отвергал самую мысль об отставке Маклакова. Однако противникам Маклакова удалось привлечь на свою сторону вел. кн. Николая Николаевича. Не желая обострять внутриполитическую ситуацию во время войны и стремясь к единению общества, Государь решил пойти навстречу пожеланиям либералов, и в июне 1915 Маклаков вынужден был выйти в отставку. По свидетельству А. А.Вырубовой: «Государь лично ему об этом сообщил на докладе. Маклаков расплакался... Он был один из тех, которые горячо любили Государя не только как Царя, но и как человека, и был ему беззаветно предан». После отставки он получил 20 тыс. руб. на устройство квартиры и «оклад содержания, по званию члена Государственного Совета, в размере 18 тыс. руб. в год» (членом Госсовета он был назначен еще 21 янв. 1915). В Гос. Совете входил во фракцию правых. Участник Петроградского совещания (Совещание монархистов 21–23 нояб. 1915 в Петрограде), на котором был избран в состав руководящего органа черносотенного движения - Совета Монархических Съездов. Он поддерживал постоянные контакты и вел переписку с видными представителями правых организаций из провинции (наиболее интенсивно с К. Н. Пасхаловым и Н. Н. Тихановичем-Савицким). В 1916- н. 1917 принимал активное участие в кружке правых А. А. Римского-Корсакова, в который входилли А. А. Макаров, Д. П. Голицын, А. А. Ширинский-Шихматов, М. Я. Говорухо-Отрок, Н. Е. Марков, Г. Г. Замысловский и др. видные правые деятели).
Осенью 1916 на частном Совещании правых Маклакову предложили стать председателем Временного Совета Монархических Съездов (после отказа И. Г. Щегловитова), который должен был созвать в Петрограде в к. 1916 монархический съезд. Однако Маклаков отказался, у него были иные планы. Имеются сведения, что в это время Государь начал вызывать Маклакова и советоваться с ним по поводу ситуации в стране. 26 нояб. Маклаков выступил в Гос. Совете с большой обличительной речью, которая была с одобрением встречена в кругах правых. Он говорил: «С самого начала войны началась хорошо замаскированная святыми словами, тонкая, искусная работа... русскому народу стали прививать и внушать, что для войны и победы нужно то, что в действительности должно было вести нас к разложению и распаду... Это была ложь, для большинства бессознательная, а для меньшинства, стремившегося захватить руководство политической жизнью страны, ложь сознательная и едва ли не преступная». Он заявил, что так называемое общество «делает все для войны, но для войны с порядком; оно делает все для победы, - но для победы над властью». Маклаков подверг жесткой критике политику уступок либералам. Он решительно опроверг лживые слухи, что правые добиваются сепаратного мира: «Это ложь. Мировое положение России великой России для нас, правых, превыше всего. Оно дает ей право жить своей собственной, самобытной русской жизнью». Он призвал всех помнить о своем долге верноподданных: «Отечество в опасности. Это правда, но опасность испарится, как дым, исчезнет, как наваждение, если власть, законная власть, будет пользоваться своими правами убежденно и последовательно, и если мы все, каждый на своем месте, вспомним наш долг перед Царем и Родиной». Заключительные слова этой исторической речи Маклакова оказались воистину пророческими: «С этой верой мы будем бороться и с этой верой мы умрем». Некоторые видные правые видели в нем «сильную фигуру», которая может подавить массовые беспорядки и восстановить порядок.
В н. 1917 он рассматривался правыми деятелями как кандидат на роль диктатора в случае начала революции. 31 янв. Н. Н. Тиханович-Савицкий писал, обращаясь к нему: «Скажите, Николай Алексеевич, откровенно, если бы у нас произошел мятеж посильнее 1905 с участием войск, Вы взялись бы усмирить его, если бы Вас назначить в это время опять министром внутренних дел. Есть ли у Вас план на этот случай? Не можете ли Вы узнать и указать мне нескольких военачальников, популярных в войсках, сильно правых, на которых можно было бы вполне положиться». Маклаков был одним из немногих сановников, предпринимавших накануне февраля 1917 реальные шаги по предотвращению революции. В начале янв. 1917 он встречался с Государем, которому передал записку правых, составленную членом Гос. Совета М. Я. Говорухо-Отроком.
В записке предлагался ряд срочных контрреволюционных мер. Ознакомившись с запиской правых, Государь поручил Маклакову 8 февр. 1917 подготовить Манифест о роспуске Гос. Думы. В ответном письме Царю Маклаков обещал обсудить проект предполагаемого манифеста с А. Д. Протопоповым. Он писал: «Власть больше чем когда-либо должна быть сосредоточена, убеждена, скована единой целью восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило, и быть уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего». 25 февр. 1917, явившись вместе с А. Ф. Треповым и А. А. Ширинским-Шихматовым на заседание Совета Министров, Маклаков настойчиво предлагал ввести осадное положение в Петрограде, но председатель Совета министров кн. Н. Д. Голицын не решился на такую меру. 28 февр. Маклаков был арестован, при пешем сопровождении в Петропавловскую крепость едва не был растерзан революционной чернью. Н. Д. Тальберг передавал его собственный рассказ: «Нас вели по Шпалерной улице. Вокруг рычала озверевшая толпа, посылавшая нам ругательства, иногда ударявшая и подталкивавшая нас при полном равнодушии конвойных. Какой-то детина вскочил ко мне на спину и сдавливал ногами. Моя давно сломанная и постоянно напоминавшая о себе нога сильно болела. Наконец подошли к Петропавловской крепости. Перед самыми воротами кто-то ударил меня по голове; я упал, к счастью у самых ворот, откуда уже без сознания был внесен конвойными в камеру». В тюрьме он находился уже до самой кончины. Маклаков был одним из тех, немногих, царских министров, которые имели мужество на допросах в Следственной комиссии не отречься от своих идеалов. Он с достоинством возражал следователям Временного правительства: «Простите, я не знаю, в чем собственно я шел в своих взглядах против народа. Я понимал, что ему может быть хорошо при том строе, который был, если строй этот будет правильно функционировать... Я думал, что до последнего времени Россия не падала, что она шла вперед и росла под тем самым строем, который до последнего времени существовал и который теперь изменен. Я никогда не мог сказать, что этот строй был могилой для России, для ее будущего». 11 окт. В связи с болезнью переведен в лечебницу Конасевича (ул. Песочная 7 в Петрограде), где жил под формальным надзором. С ним встречался служивший ранее под его началом Н. Д. Тальберг. В первые месяцы правления большевиков Маклаков, пользуясь правом прогулок, даже посещал заседания подпольной монархической организации Н. Е. Маркова, которая пыталась организовать спасение Царской Семьи. В авг. 1918, получив от Н. Н. Чебышева сообщение о предстоящем аресте, покинул лечебницу, но не желая подводить медперсонал, вскоре вернулся и был арестован. Под конвоем отправлен в Москву, где в первый день после объявления «красного террора» был убит на Братском кладбище в Петровском парке вместе с еп. Ефремом (Кузнецовым), прот. И. И. Восторговым, И. Г. Щегловитовым, А. Н. Хвостовым, С. П. Белецким и др. Свидетель преступления передавал, что палачи «высказывали глубокое удивление о. Иоанну Восторгову и Николаю Алексеевичу Маклакову, поразивших их своим хладнокровием пред страшною, ожидавшею их участью». Был женат на кнж. Марии Леонидовне Оболенской (1874–1949), дети: Юрий (1894–1969) и Алексей (1896–после 1920), офицер Добровольческой армии.
Соч.: Из истории владимирского дворянства. Владимир, 1899; Из истории Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря. В кн.: Свирелин А. И. Древний запрестольный крест в городе Переяславле-Залесском. Владимир, 1900.
Лит.: Дивеев. Жертвы долга // Двуглавый орел. 1922. Вып. 31; Кирьянов Ю. И. Маклаков Николай Алексеевич // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 года: Энциклопедия / Редкол. В. Л. Янин, В. М. Кареев, М. Д. Волков и др. Т. 3. М., 2000; Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903–1919. Кн. 2. М., 1992; Курлов П. Г. Гибель Императорской России. М., 1991; Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. СПб., 1991; Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Тт. 3, 5, 7. М.-Л., 1925–1926; Правые в 1915- феврале 1917 (По перлюстрированным Департаментом полиции письмам) // Минувшее. Т. 14. М. - СПб., 1993; Правые партии. 1905–1917. Документы и материалы. В 2-х тт. Т. 2 / Сост., вст. ст., коммент. Ю. И. Кирьянова. М., 1998; Степанов А. Маклаков Николай Алексеевич // Святая Русь. Большая Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм. Гл. ред., сост. О. А. Платонов, сост. А. Д. Степанов. М., 2003; Его же. Он помнил о долге перед Царем и Родиной. Николай Алексеевич Маклаков (1871–1918) // Воинство святого Георгия: Жизнеописания русских монархистов начала XX века. / Сост. и ред. А. Д. Степанов, А. А. Иванов. СПб., 2006; Тальберг Н. Д. Памяти умученных // Двуглавый орел. 1921. Вып. 5; Его же. Памяти убиенных царских министров // Двуглавый орел. Вестник Высшего Монархического Совета. 1928. № 20; Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. Репринт. изд. М., 1991; Чебышев Н. Н. Близкая даль. Париж, 1933; Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской Империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802–1917. Биобиблиографический справочник. СПб., 2001 (библиограф.). Арх.: ГАРФ. Ф. 724. Оп. 1 (Маклаковы Н. А. и М. Л.); РГИА. Ф. 1280. Оп. 6. Д. 389. А. Степанов
Отличное определение
Неполное определение ↓
Москва , Российская империя
Москва
Никола́й Алексе́евич Маклако́в (9 сентября , Москва - , Москва) - российский государственный деятель.
Биография
Родился в семье врача-окулиста, впоследствии профессора офтальмологии Алексея Николаевича Маклакова и его жены дворянки Елизаветы Васильевны Чередеевой (ум. 1881). Братья: Василий (1869-1957), адвокат, член Государственной думы от города Москвы; Алексей (1872-1918) - профессор Московского университета, офтальмолог.
Служил в Министерстве финансов. С - податной инспектор в Суздале, с - во Владимире, с - начальник отделения Тамбовской казенной палаты. С - управляющий Полтавской казенной палатой. Был председателем комиссии по украшению города к 200-летию Полтавской битвы , отлично справился со своими обязанностями. 7 июня 1909 года назначен черниговским губернатором . В 1909 пожалован в звание камергера Двора. Действительный статский советник (1911). Находился в конфликте с местным земством , которое обвиняло его в давлении на выборы в Государственную думу IV созыва .
16 декабря 1912 года назначен управляющим делами Министерства внутренних дел , 21 февраля 1913 утвержден в должности министра. Гофмейстер Двора (1913). На посту министра провел через законодательные учреждения свыше 150 законопроектов, в том числе о преобразовании полиции, о печати (с Уставом о печати), о преобразовании статистической части МВД, о 2-й всеобщей переписи населения. Неоднократно выступал за роспуск Государственной думы (в этом духе направил в 1913 году несколько писем царю). После начала Первой мировой войны внес 18 ноября 1914 года в Совет министров «Записку», в которой настаивал на ограничении Земского и Городского союзов исключительно делом «помощи больным и раненым» и запрещении им заниматься политикой. 21 января 1915 был назначен членом Государственного совета .
Участвовал в Петроградском совещании монархистов 21-23 ноября 1915 года , на котором был избран в состав Совета Монархических Съездов.
5 июня 1915 уволен от должности министра. 28 февраля 1917 во время Февральской революции арестован, находился в заключении в Петропавловской крепости . Допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства . 11 октября 1917 переведен в больницу Конасевича, где содержался под охраной. Летом 1918 года был отправлен в Москву.
Семья
Был женат на княжне Марии Леонидовне Оболенской (1874-1949). Их дети:
Напишите отзыв о статье "Маклаков, Николай Алексеевич"
Примечания
Ссылки
- Маклаков Николай Алексеевич - статья из Большой советской энциклопедии .
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Маклаков, Николай Алексеевич
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.
25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l"armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C"est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m"attendais pas a moins qu"a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
К наиболее трагическим фигурам, занимавшим кресло министра внутренних дел в дореволюционной России, можно смело отнести Николая Маклакова. Он стал одной из первых жертв «красного террора» в августе 1918 года.
Родился Николай Алексеевич в Москве в семье потомственных дворян: врача-окулиста и писательницы. У него были два брата и две сестры. По странному обстоятельству, впрочем, характерному для тех времен, старший брат Василий и Николай оказались антагонистами. Первый – участник антимонархического заговора, второй – убежденный сторонник самодержавия. Один – масон, другой боролся с тайными обществами. Старший брат – адвокат революционеров на процессах, младший делал все, чтобы надолго их посадить…
Будущий министр получил блестящее образование на истфаке МГУ. Но начать служебную деятельность предпочел в финансовом ведомстве. Сменив несколько мест работы, колеся по России, Маклаков изучал народ, настроения и противоречия в обществе.
По закону его величества
Крутой поворот в карьере произошел в 1909-м, когда он, служа на Полтавщине, в годовщину 200-летия исторической битвы возглавил комиссию по подготовке к празднествам и блестяще справился с миссией, был представлен государю, произведен в камергеры и вскоре назначен Черниговским губернатором. Проявляя в высшей степени лояльность трону, что в те времена отнюдь не отличало глав регионов, он вызвал шквал возмущений либеральной общественности края, завалившей императорскую канцелярию жалобами на произвол Маклакова и требованиями его отставки. Государь поступил мудро: дабы не обострять ситуацию, освободил Николая Алексеевича от должности и 16 декабря 1912 года назначил его управляющим делами МВД, что фактически означало исполнение обязанностей главы ведомства.
У этого кадрового решения нашлись как сторонники, так и противники. К последним, в частности, надо отнести тогдашнего председателя Совмина Владимира Коковцева, сторонника либерально-умеренной политики. Однако государь, утверждая свой выбор, охарактеризовал нового министра как «человека очень твердых убеждений, но чрезвычайно мягкого по форме».
Выступая перед подчиненными в первый день в должности 21 февраля 1913 года, Маклаков заявил о своей программе, которой оставался верен до последних дней: «Цель у нас всех должна быть одна – укрепление государственной власти, сильной, благожелательной и спокойной… работающей на благо многомиллионного населения великой России. Путь же, ведущий к этой цели, – один-единственный, иного нет и не может быть – это закон, утвержденный и утверждаемый его императорским величеством». Давая чуть позже интервью французским журналистам, уточнил: страна должна найти в действиях МВД силу, помощь и покровительство, а сама власть представлять опасность только для нарушителей спокойствия и не пугать честных людей.
Царь оценил преданность и деловые качества нового министра. По воспоминаниям придворных, он сказал царице: «Наконец я нашел человека, который понимает меня и с которым я могу работать». Отсюда можно сделать ясный вывод об остром кадровом голоде на преданных людей в окружении самодержца, что и привело в итоге империю к февральскому краху.
Разбитая мечта
Маклаков активно включился в работу, проводя линию на укрепление власти, но скоро убедился в несовершенстве законов. В июле 1913 года он внес на утверждение правительства законопроект о печати, предлагая вернуть подобие цензуры, существовавшей до октября 1905-го, аргументируя тем, что вследствие извращенного толкования высочайшего манифеста «водворилось полнейшее безначалие», а пресса «становится источником потемнения народного самосознания и одичания нравов». Однако такой вариант закона не прошел ни в полевевшей Думе, ни в либеральном по сути правительстве. Первая атака, предпринятая Маклаковым на надвигавшуюся революцию, провалилась.
Заручившись поддержкой государя, в октябре 1913 года Маклаков предпринял операцию против Думы как рассадника, по его мнению, антигосударственных идей. Он внес проект, ограничивавший участие этого органа в законотворчестве совещательными функциями.
Увы. Министр внутренних дел снова потерпел фиаско. И вызвал раздражение думских либералов, записавших Маклакова в реакционеры.
Один чинил, остальные разваливали
Очередное поражение верному защитнику устоев пришлось пережить уже в ноябре, когда решался вопрос о московском голове, которого утверждал руководитель МВД. Раз за разом он отвергал предлагаемых городским самоуправлением кандидатов, не лояльных, по его мнению, государю, выдвинув в свою очередь Бориса Штюрмера, ставшего впоследствии премьер-министром. Эта кандидатура была бойкотирована, а против линии Маклакова выступили уже и некоторые министры. Оскорбленный, он признавался в частном письме: «Моя мечта поскорее и покрепче починить, что можно, в нашей внутренней жизни, для того, чтобы для наследника подготовить другую обстановку, чем та, в которой мы благодаря предателям России живем теперь, – эта мечта разбита о московском деле».
В июле 1914-го, когда война была уже на пороге, Маклаков вновь попытался ограничить права Думы. На встрече со своими министрами Николай II выразил пожелание: Государственной думе быть не законодательным, а законосовещательным органом. Однако почти все, включая даже лояльного Горемыкина, не одобрили монаршее предложение, и царь отступил.
С началом войны Маклаков вновь обратился к ограничению полномочий российского парламента, пытаясь отправить всех на каникулы хотя бы до конца следующего года, но не нашел поддержки большинства думцев.
Удивительно, откуда брались силы столь настойчиво гнуть свою линию! Очевидно, Маклаков обладал необходимой информацией о готовящемся в недрах Думы заговоре.
В ноябре 1914 года, когда стала очевидной нехватка на фронте боеприпасов, тяжелой артиллерии, амуниции, в Думе родилось уродливое явление в виде Земского и Городского союзов (земгоров). Создаваемые вроде бы для помощи фронту, но принесшие ему мало пользы, они скоро превратились в организации, подчиненные интересам думских фракций. Министр внутренних дел открыто бросил им перчатку и… опять остался в меньшинстве.
Отставка со слезами
Государь поддержал Маклакова, назначив членом Госсовета. Это придало сил для борьбы. Верный идеалам, министр по-прежнему пытается «починить внутреннюю жизнь страны». В марте 1915-го он обращает внимание на уязвимую точку – организацию подвоза продовольствия в столицу. По его инициативе Совет министров обсуждает этот вопрос, на котором Маклаков заявил, что «враждебные государству элементы» могут использовать проблему в своих целях (что и произошло два года спустя, когда мятеж начался с требований хлеба). Министр предложил создать при МВД особое совещание, которое бы курировало этот вопрос, однако предложение блокировали из-за боязни чрезмерного усиления правоохранительного органа.
И тут терпение Маклакова кончилось, он подал государю прошение об отставке. Николай II ее не принимает, просит продолжать исполнять обязанности. Но кампания по удалению Маклакова от дел набирает ход: его отставки требуют и в Думе, и столичный бомонд. В либеральной прессе начинается травля министра. К дружному хору голосов вдруг подключается тогдашний главнокомандующий великий князь Николай Николаевич – масон и один из участников генеральского заговора. А в конце мая 1915-го коллеги Маклакова, ведомые давним его недругом, бывшим председателем Совмина Кривошеевым, выдвинули Горемыкину (а фактически царю) ультиматум. Отставка главы МВД или уход большинства министров в отставку.
Этот демарш на фоне неудач на фронте встревожил самодержца, и он, скрепя сердце, вынужден был уступить. О своем непростом решении царь, пытаясь смягчить ситуацию, сообщил Маклакову лично, что не принято было по этикету. А тот от неожиданности… заплакал.
Это не были слезы обиды. Позднее он так объяснял свое состояние в письме: «Мне прямо жаль до слез государя, жаль наследника, жаль то историческое сокровище, которое мы расточаем. Придет время – это поймут, но будет поздно…» Либералы ликовали, они еще на один шажок приблизились к заветной цели – революции, предотвратить которую всю жизнь пытался Николай Александрович Маклаков.
Когда погасили свет
После своей отставки он не встал в оппозицию к власти, но до конца дней продолжал защищать монархию, будучи верным идеалам, заявленным при вступлении в должность. И не его вина, что попытки «починить» Россию не удались. Без опоры на правые консервативно-охранительные политические и общественные силы, которые были расколоты и даже враждовали, это не представлялось возможным.
Оставаясь членом Госсовета, в одном из выступлений перед сенаторами Маклаков дал такую оценку событиям: «Общество делает все для войны, но войны с порядком, оно делает все для победы, но для победы над властью… Общественность принято славословить и критика ее признается теперь ересью. Но я все же смею утверждать… русская общественность во многом грешна в это трудное время перед своей Родиной». Он подверг жесткой критике политику уступок либералам: «Власть отодвинулась… она потеряла веру в себя… запуталась и обессилела во взаимной борьбе. Мы погасили свет и жалуемся, что стало темно».
После начала волнений в феврале 1917 года Маклаков настойчиво требовал ввести в Петрограде военное положение. Но правительство под предлогом отсутствия государя в столице не решилось на непопулярную меру. Последний шанс спасти монархию был упущен.
После Февральской революции Маклакова арестовали в числе первых. Он и не думал прятаться. На допросах держался уверенно, не скрывал своих убеждений. С приходом к власти большевиков в первый же день объявленного «красного террора» Маклакова доставили в Москву, где расстреляли вместе с другими «бывшими», среди которых оказались министр юстиции и директор Департамента полиции.
