Неоязыческие религии. Неоязычество и движение new age

Когда мы говорим о неоязычестве в нашей стране, мы чаще всего обсуждаем его, как некое самостоятельное явление. Также, почти всегда в поле нашего внимания оказывается лишь один его вид: нативизм (от латинского слова “nativus” – “родной”), претендующий на реконструкцию дохристианских верований древних славян.

В этом кратком докладе я попытаюсь обозначить место нативизма в широкой палитре всевозможных неоязыческих сект и группировок, а также описать его не как отдельный феномен, но как часть международного оккультного антихристианского движения New Age.

Уже в конце ХХ века в странах западной цивилизации New Age стал самой распространенной религиозной системой, претендующей на охват всех аспектов жизни человека и позиционирующей себя как работающая и действенная альтернатива «устаревшему» и «отжившему свой век» христианству – атрибуту уходящей «Эры рыб», на смену которой приходит восходящее солнце «Эры водолея». New Age вырастает из трех корней: спиритизма, теософии и молодежной контркультуры 60-х гг., точнее, из присущих ей духовных экспериментов с галлюциногенами и восточными медитативными практиками. Для New Age – широкоохватного аморфного движения, состоящего из самых разных сект, групп, сообществ, а также просто людей, разделяющих некоторые элементы его идеологии, характерен самый широкий эклектизм и синкретизм. Тем не менее, самые разнородные элементы все же соединяются в причудливых комбинациях единой пестрой мозаики. Это происходит за счет проповедующей относительность истины инклюзивистской неоязыческой идеологии, на которой базируется все движение. Отличительная черта нью-эйджевского неоязычества – это попытка вытеснить из общественной жизни западной цивилизации все следы христианства, т. е., своего рода исторический реваншизм.

Современное неоязыческое движение с претензией на восстановление древнего дохристианского наследия началось с викканства – одной из форм современного ведьмовства, основанного оккультистом и эзотериком Джеральдом Гарднером (1884-1964) в 50-х годах ХХ в., объявившего о возрождении религии древних кельтов – друидизма. Другие формы современного нью-эйджевского ведьмовства включают в себя так называемое “Ведьмовство фери» (включающее в себя элементы гавайского язычества, вуду, сказок о феях, Каббалы, африканского этнического язычества, тантризма и гностицизма), основанного Виктором Андерсоном в тех же 50-х годах; и радикально феминистское «Дианическое ведьмовство», основанное в 70-х годах Сусанной Будапешт.

Ведьмовство является всего лишь одним из «путей» нью-эйджевского неоязычества. Другие «пути» – это прочие формы неодруидизма, неошаманизм, церемониальная магия, реконструкторство, часто связанные с последним эллинский и римский политеизм и нативизм скандинавских и славянских народов, а также анимизм, оккультный экологизм и т. д. Довольно большое количество людей не принадлежит эксклюзивно ни к одному из этих направлений, создавая собственный эклектический неоязыческий винегрет, причем они могут входить в группировки и секты с авторским коктейлем из расхожих идей, либо придерживаться собственного индивидуального «пути».

Викканство (или неодруидизм), созданное Гарднером и доработанное в следующих поколениях, является сегодня одной из наиболее известных и распространённых форм неоязычества, даже при том, что в нем отсутствует централизация, а учение может весьма заметно различаться в отдельных организациях. Общие элементы, присущие всему викканству – это дуотеизм (наличие мужского и женского божеств) и экологизм (часто женское божество соотносится с Матерью-Землей). Также единым для всего викканства остается его символ – пентакль (вписанная в круг пентаграмма), который с середины 90-х годов был включен в США в список почитаемых общенациональных религиозных символов. Примерно тогда же викканство получило в США официальный статус, позволившей ему иметь своих капелланов в армии, тюрьмах и больницах.

В России Викка существует достаточно давно и обычно воспринимается как одна из разновидностей неоязыческого нативизма. 30 апреля 2011 года в России был официально зарегистрирован первый викканский ковен «Ковен Ивовой Лощины» в г. Ижевск Удмуртской республики.

Кроме него у нас в стране функционируют «Союз Виккан России» и российское отделение «Международной Языческой Федерации», а также существует множество различных незарегистрированных викканских ковенов и общин. Идеология этих групп сильно различается даже в пределах Викки.

Нативизм (греческий, германский, славянский и т. д.) отличается от викканства по нескольким параметрам. Последнее появилось в послевоенной Англии, было создано в 50-е годы и несет в себе следы сильного влияния западного эзотерического движения – от Блаватской до Кроули с добавлением церемониальной магии и фольклорных изысканий. Нативизм, в свою очередь – продукт соединения американской контркультуры 60-х годов с феминистическими и экологическими движениями 70-х, а также с историческим реконструкторством и основанными на фэнтезийной литературе ролевыми играми. Идеологи нативизма описывают его как синтез исторического вдохновения с современной креативностью, который, разумеется, сильно различается в каждой данной группе или секте. В отличие от рядовых членов движения, которые могут верить в историческую достоверность той или иной реконструкции, лидеры нативистских сект, как правило, хорошо представляют синкретический характер своих учений и отдают себе полный отчет, что их «традиции» не более полувека, а то и меньше.

Сами они разделяют историю язычества на три периода:

Палеоязычество, т. е. изначальные племенные религиозные воззрения Европы, Африки, Азии, Америки, Океании и Австралии, в том виде, в котором они практиковались как единые системы поклонения и практики. Из ныне существующих традиций нативисты относят к ним индуизм (но только такой, каким он, по их мнению был до начала влияния на него ислама в XVI в.), даосизм и синтоизм.

Месоязычество – так называются религии, возникшие в качестве попыток воссоздать то, что их основатели считали палеоязыческой верой, но которые подверглись сильному влиянию (осознанному или бессознательному) монотеистического мировоззрения христианства, иудаизма или ислама. К этой категории идеологи нативизма относят масонство, розенкрейцерство, африкано-латиноамериканские синкретические системы вроде вуду, сантерии, кондомбле, макумбы и т. д., нео- и пседоиндуистские секты, подвергшиеся влиянию христианства или ислама (самая известная из них – это «Общество сознания Кришны») и ранние (1940-1950 гг.) викканские организации.

Неоязычество – этим словом обозначаются религии, созданные после 1960-х годов, как попытки соединения того, что их основатели считали лучшими достижениями разных типов палеоязычества с современными идеями «Эры Водолея». Отличительная черта этого типа язычества – нарочитое дистанцирование от любой формы монотеизма, в первую очередь – христианства.

Среди нативистских культов – еще более разнообразных и разрозненных чем викканство и в целом все ведьмовство – можно выделить следующие направления (перечисляю лишь те, которые присутствуют в нашей стране): Асатру (германское неоязычество), прибалтийское неоязычество (Ромува и Диевтуриба), армянское солнцепоклонничество, эллинско-римское неоязычество, алтайский бурханизм, якутский неошаманизм и славянское неозычество. Для всех этих групп характерны следующие общие черты:

Политеизм (в отличие от викканского дуотеизма), причем божества могут быть личностными, а могут и восприниматься как персонифицированные силы природы.

Экологизм, переходящий в поклонение природе. Большая часть обрядов совершается под открытым воздухом вне урбанистической обстановки. Это, впрочем, не исключает техническую продвинутость некоторых разновидностей нативизма, даже получивших наименование «техноязычества».

Магизм, оккультизм и вера в работу с «энергиями», например, с «энергиями Земли», «личными психическими энергиями» или с «энергиями четырех элементов» (земли, воды, воздуха и огня). Это также может быть «энергия космоса» или вообще некоего «космического энергетического или информационного центра», который, будучи безличным, является источником всех стихийных божеств – также безличных или персонифицированных (зависит от конкретной секты). Космическим энергиям обычно соответствуют некие «места силы» на земле, возле которых нативисты стараются проводить свои обряды, основанные как на солнечных, так и на лунных циклах и к которым устраивают свои паломничества.

Однако, обычный человек не умеет работать с энергиями и обращать их на пользу себе, так что он должен довериться кому-нибудь более искусному (магу, жрецу, шаману, волхву и т. д.), который поможет ему добиться таких желанных результатов как благосостояние, исцеление от болезней и защиту от неблагоприятных воздействий. Подобное умение «работы с энергиями», достигаемое через заклинания и ритуалы, и называется «магизмом». Жрец Скотт Каннихем поясняет: «Заклинание – это обычный ритуал, с котором сознательно используются разные инструменты, цель четко сформулирована (в словах, образах или в сознании), и энергия перекачивается, чтобы принести нужный результат». Причем магизм, как верят адепты, может использоваться как для помощи конкретному человеку, так и для причинения вреда другому. Последнее включает в себя не только сглаз и порчу, но и так называемые «бесконтактные боевые искусства», «астральное карате» и т. д.

Элементы индуизма, такие как карма, чакры (иногда именуемые «энергетическими центрами»), аура и т. д. Сюда же относится особое почитание Вед, провозглашающихся базовой священной книгой человечества.

Мифологизм (гиперборейство, арийское происхождение славян, Атлантида и т. д.), опора на фейковые источники (в нашем случае «Славяно-Арийские веды», «Велесова книга» и т. д.), конспирология и теория заговора, тесно связанные с созданием альтернативных исторических повествований и систем.

Гуманизм и человекобожие. Как заявила одна из видных британских неоязычниц Марго Адлер: «Духовный путь, если он не ведет к застою, должен приводить к пониманию собственной божественной природы. Ты – Богиня. Ты – Бог. Божественность присуща всей Природе. Она настолько же внутри тебя, как и снаружи». Человек совершенен и не нуждается в спасении. Практикующая ведьма Стархок провозглашает: «Мы можем открыть новые глаза и увидеть, что нам не от чего спасаться, не существует борьбы жизни против вселенной, не существует Бога вне мира, которого нужно бояться, и которому нужно подчиняться». Языческий жрец Дональд Фрей восклицает: «Как тогда мы можем достичь спасения? Да мы даже и не пытаемся этого делать. Мы не понимаем, от чего нас нужно спасать. Идея спасения предполагает, что было какое-то грехопадение, а это является самой фундаментальной ошибкой христианства».

Нативисты провозглашают индивидуалистический характер своей веры, что, тем не менее, чаще всего является лишь декларативным заявлением, ибо в их системе координат личность немыслима вне родовой или племенной общности, в которой она растворяется.

Начало распространения неоязыческих идей в русской культуре связано с процессом дехристианизации российского общества, особенно проявившихся в творчестве целого ряда деятелей «Серебряного века», таких как В. Брюсов, А. Белый, Д. Мережковский, А. Скрябин и т. д., а затем и А. Луначарский с компанией. Появление советского неоязычества по ряду слухов связано с фигурами маршала М. Н. Тухачевского и музыканта Н. С. Жиляева, в свое время близкого Скрябину. Согласно некоторым сведениям, ещё в 1918 году Тухачевский и Жиляев составили «проект уничтожения христианства» и восстановления древнего язычества как «натуральной религии». Докладная записка с предложением объявить язычество государственной религией в РСФСР, была подана Тухачевским в Совнарком. В Малом Совнаркоме проект был поставлен на повестку дня и серьёзно обсуждался.

Но язычество Тухачевского было похоронено вместе с ним. Современный славянский нативизм появился лишь в 70-е годы ХХ в., когда, очевидно под влиянием уже зародившего на Западе нативизма в московских и питерских интеллигентских кругах стали появляться самозваные волхвы. Первым обрел известность Доброслав (Алексей Александрович Добровольский) – человек с бурной биографией. В своем становлении он прошел через сталинизм, неонацизм, затем был крещен Глебом Якуниным и примкнул к диссидентскому движению. После ареста он дал показания на своих товарищей и отделался самым легким сроком. Выйдя на свободу, он занялся тем, что он счел реконструкцией славянского язычества, но на оккультно-нацистской основе.

Популяризации неоязыческой идеологии также послужили труды академика Б. А. Рыбакова и сочинения писателя В. Д. Иванова – автора псевдоисторических романов «Русь изначальная», «Русь великая» и т. д. Интересно, что представленная Ивановым реконструкторская, мифологизированная и идеализированная картина древнего славянского язычества в те же 70-е г. получила поддержку советского агитпропа, что выразилось в создании по его роману фэнтезийного фильма, с участием весьма звездного состава. Случайно или нет, но в те же годы в массовом прокате стали появляться первые фильмы с популяризацией йоги («Индийские йоги – кто они?»), уфологии, телекинеза, телепатии, экстрасенсорики и проч. Все это представлялось, как пока еще неподвластные науке загадки природы. Лекции на эти и схожие темы вошли в обойму пропагандистов общества «Знание», в печати появились первые гороскопы, а знаки зодиака стали популярным наименованием заведений общепита. Тогда же, еще в самиздате, стали появляться первые рассуждения предшественников Фоменко о необходимости пересмотра общепринятой хронологии. Распространялись эти труды почти легально. Так что, можно сделать обоснованное предположение, что вся эта ньюэйджевско-неоязыческая обойма была легитимизирована и пущена в ограниченный прокат в качестве альтернативы начинавшемуся в те же годы православному возрождению.

Таким образом, к началу перестройки и принесенному ей идеологическому плюрализму неоязычество, как в виде New Age, так и в виде производного от него нативизма подошло уже сформированным, завоевавшим умы и занявшим определенную нишу в сознании советской образованщины. Труды академика Рыбакова помогли созданию начальных основ нативистских реконструкций, а идеологизированные мифы из советских учебников о «кровавом крещении Руси» способствовали формированию общей атмосферы доверия к неоязыческим псевдоисторическим конструктам. В свою очередь начало широких публикаций трудов А. Т. Фоменко сыграло значительную роль в их дальнейшей популяризации. Более широкое знакомство с западным неоязычеством и повсеместное распространение идей New Age, начавшееся в конце 80-х годов, довершило процесс развития и укоренения нативистской идеологии, породившей современные неоязыческие секты в нашей стране, а широкий рост различных тоталитарных сект и оккультных течений расширил вариативность компонентов для создания синкретических неоязыческих систем.

В целом, весьма пестрый и раздробленный современный русский нативизм можно условно разделить на две идеологические группировки: радикально-политическую, смыкающуюся с неонацизмом и природно-экологическую, связанную с альтернативной медициной, вегетарианством и т. д. Понятно, что деление это весьма условно и секты, произрастающие из общих идеологических основ, довольно часто перетекают одна в другую или меняют «ориентацию». Тем не менее, к первой категории можно отнести родноверческие секты («Союз славянских общин славянской родной веры», «Круг языческой традиции», «Схорон Еж словен», «РУН-веру» и т. д.), инглиизм («Древнерусская инглиистическая церковь православных староверов-инглингов», «Общество Нави», «Ведический социализм» В. Данилова, «Русская республика» (известную по журналу «Наследие Предков») и т. д. Ко второй группе можно отнести «Союз венедов», «Коляду вятичей», «Содружество Природной Веры Славия», последователей В. Левашова и т. д.

Разумеется, я назвал лишь некоторые из сект и их объединений, но, наверное, перечислять их все тут не имеет смысла. Главное – помнить, что количество людей, полностью или хотя бы частично разделяющих неоязыческую идеологию, гораздо шире, чем число адептов этих сект, а число людей, воспринявших элементы оккультного мировоззрения, из которого произрастает неоязычество, еще шире и составляет большинство нашего общества, как и большинство населения стран, еще совсем недавно принадлежавших к христианской цивилизации. Оккультное мировоззрение активно пропагандируется голливудской кинопродукцией – одним из самых мощных инструментов воздействия на массовое сознание. Впрочем, и наши СМИ не отстают. Оккультизм является чуть ли не официальным мировозрением российского ТВ и пропагандируется в целом ряде передач и ток-шоу. Соответственно, борьба Церкви против неоязычества должна начинаться с борьбы с этой, пронизывающей всю жизнь и культуру нашего общества деструктивной идеологией.

Есть еще марийское и мордовское язычество, но в них, возможно, присутствует минимальная связь с оригинальном народным язычеством, чего совершенно нельзя сказать о вышеперечисленных идеологических группах.

Scott Cunningham, The Truth about Witchcraft Today (St. Paul, MN: Llewellyn Publications, 1988), 17.

Margot Adler, Drawing Down the Moon: Witches, Druids, Goddess-Worshippers, and Other Pagans in America Today, rev. and exp. ed. (Boston: Beacon Press, 1986), ix.

Starhawk, The Spiral Dance: A Rebirth of the Ancient Religion of the Great Goddess (San Francisco: Harper and Row Publishers, 1979), 14.

Donald H. Frew, “Pagans in Interfaith Dialogue: New Faiths, New Challenges,” CoGWeb, http://www.cog.org/pwr/ don.htm.

Http://communitarian.ru/publikacii/istoriya_rossii/marshal_kvinty_o_zagovore_tuhachevskogo_02072014/

Автор программной для многих неоязычников самиздатовской статьи «Стрелы Ярилы». Ряд брошюр, автором которых указан А. А. Добровольский, был включён в Федеральный список экстремистских материалов в 2007 году, № 6-10.

Характеристика постхристиаской западной культуры и социальной жизни, утратившей свои христианские корни и живущей альтернативными духовными исканиями, смешиваемыми с разными формами идолопоклонства - перед цивилизацией, богатством, техникой, спортом, модами, силой молодости и личной самореализацией, политической силой, нацией, космосом и пр. Вместе с этим неоязычество несет в себе возрождение нехристианской культовой практики, оккультизма, гностицизма, появление нетрадиционных культов, что в целом образует картину обширного духовного и псевдодуховного плюрализма при отсутствии какой-либо всеобъединяющей доктрины. О неоязычниках говорили то как об "анонимных христианах" с "забытым христианским подсознанием", то как о совершенно чуждых вере. Давать с христианских позиций абсолютно отрицательную характеристику неоязычеству так же не оправдано, как и древнему язычеству - сложному и духовно неоднородному миру, которому и была возвещена евангельская весть. Но оно является вызовом христианским Церквам, на которые должен быть дан убедительный ответ в виде новых форм свидетельства веры.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Неоязычество

одно из совр. направлений духовно-религ. исканий; возрождение дохрист. форм мировоззрения как основы гармоничного взаимодействия с природой и обвом.

Язычество не исчезло полностью и окончательно ни в одной из стран, находящихся в орбите влияния мировых религий. Вопреки христианизации и мусульманизации, оно продолжало жить в видоизмененных, часто неявных формах: в двоеверии, неофициальной народной культуре карнавалов и в архаичных ритуальных формах местных празднеств, таких, как коррида, жертвоприношение быка и т. д., а также в традиционных верованиях, обрядах и поверьях. На Руси язычество на протяжении столетий противостояло христ-ву (см. Язычество в России). Сакральное сословие волхвов уходит с исторической сцены только в 13 в., а их преемники скоморохи, как преследуемая церковью и властями кастовая группа, просуществовали до 18 в., а отдельные наследники скоморохов сохранились и по сей день. Судя по антиязыческим поучениям, носителями дохрист. мудрости и знаний оставались знахари, ведуны, предсказатели и др. представители колдовских профессий (см. Колдовство). Их преемниками являются пользующиеся большой популярностью в наше время представители нетрадиционной медицины (особенно безвозмездные врачеватели), к-рые, как и ср. - век. знахари, не противопоставляют себя господствующей религии, а, напротив, подчеркивают свою лояльность церкви, хотя вопреки церковной символике и фразеологии опираются в своей деятельности на языческую методологию. Неоязыческий (с элементами оккультизма) характер имеют ставшие ныне модными школы и корпорации колдунов и экстрасенсов, существующие чаще всего на коммерческой основе и пропагандирующие свою деятельность через телепередачи. Массовому увлечению совр. людей языческими воззрениями способствует незавершенность (несмотря на тысячелетний период христианизации) перестройки общественного сознания на основах монотеистического мировоззрения, что выражается в преобладании у правосл. верующих внешних форм религиозности. Ведь христ-во формально победило в городах только к 1213 вв., а в деревне к 14–17 вв., что объектив но отразилось в церковном и монастырском строительстве и смене форм погребальной обрядности. Сельская же градиц. культура так и осталась двоеверной, с преобладанием смягченных христ. фразеологией языческих черт (см. Русские дохристианские верования).

В последние десятилетия обозначилось несколько языческих по своей мировоззренческой природе направлений, имеющих идеологов (учителей) и группирующихся вокруг них последователей. Наметилась тенденция объединения в общины и активизация пропаганды языческих взглядов. Ближе всего к язычеству стоит направление, у истоков к-рого находится Порфирий Корнеевич Иванов (см. Ивановцы). За выдающиеся способности и огромный авторитет он прослыл «русским богом», к-рый своей могучей внешностью из-за того, что не пользовался верхней одеждой и обувью, был похож на волхва. Заповеди Порфирия Корнеевича изложены в 12 правилах «Детки». Они основывались на пантеистическом восприятии мира, перенацеливали на гармонию человека с природой, обществом и самим собой. Как и традиционные русские ведуны, основатель самого многочисленного направления совр. Н. не противопоставлял себя христ-ву, но был совершенно свободен от догм, личным примером утверждая доброжелательность, открытость, отказ от лжи и лицемерия, умеренность в потреблении благ. Много внимания в его учении было уделено непосредственно контакту с природными стихиями: землей в босохождении, водой в обливании, воздухом при отказе от одежд. Открытость природе при условиях высокой нравственности, согласно «Детке», объявлялась источником жизненных сил. Последователи П.К. Иванова обосновались на его родине в с. Ореховка Луганской обл. Сообщество, к-рое возглавил однофамилец Учителя Ю. Иванов, носит название «Истоки» и координирует связи с многочисленными единомышленниками в разных городах страны. В Самаре открыт Народный университет, обучение и воспитание в к-ром осуществляются по системе Иванова, разработавшего программу оздоровления человека. В общине «Истоки», живущей по заповедям Учителя и хранящей его наследие, собирают и тиражируют немногочисленные оставшиеся от Порфирия Корнеевича тексты (т. наз. «тетрадки»). На строго некоммерческой основе в форме печатных изданий и кинофильмов пропагандируется его наследие.

На возрождении языческих принципов, гармонизирующих взаимодействие духовных и материальных начал в человеке, основываются ратоборческие общины: Национальный клуб древнерусских ратоборств (А.К. Белов Святогор); Центр древнерусских ратоборств и воинской культуры «Святогор» (А. Егоров Велигор). Одновременно А.К. Белов считается главой Московской славяно-языческой общины, а А. Егоров старейшиной Коломенской ведической общины. Идейномировоззренческое обоснование возрождаемым национальным воинским искусствам дано в трудах А.К. Белова. Для них характерно неприятие христ-ва, к-рое он считает искусственной, космополитичной и чужеродной религией. Христ. религия называется религией духовного порабощения, не способной выполнять роль духовного стержня доктрины национальной независимости и справедливости. Христ-ву вменяется в вину навязывание русскому человеку комплекса неполноценности, разрыв преемственности времен и культур, однобокость видения отечественной истории, ограничивающейся только рамками тысячелетия, а в рамках тысячелетия только ортодоксальностью, без всякого внимания к пережиткам язычества в народной среде. Христ-во, с его идеологией непротивления, расценивается как культивирование слабости, как идеология, нейтрализующая бойцовские кач-ва человека и его способности к сопротивлению. Неспособность к борьбе, по А.К. Белову, имеет своим следствием снижение выживаемости нации. В противовес христву борьба характеризуется как фундаментальный способ бытия, обеспечивающий выживание, а жизнестойкость оказывается условием личной и государственной независимости. Ратоборство на практике и в теории возрождает дохрист. мировоззрение и веру в древних славянских богов, среди к-рых выделяется покровитель воинства Перун. В большей своей части языческий комплекс реконструируется, ибо в целостном виде ни мифология, ни религ. система дохрист. славян не сохранились. А.К. Белов оперирует не мифом, а толкованиями собственной реконструкции, в крой опирается на те же источники, что и ученые, при этом его построения выглядят более цельно и убедительно, чем у нек-рых исследователей. Видимо, здесь играет свою роль сохранение живой преемственности с народными учителями техники и «философии» рукопашного боя. Правда, в текстах присутствует указание на некие закрытые источники кастовых воинских тайн. Однако историческими источниками не подтверждается наличие замкнутых воинских, жреческих и тем более земледельческих каст в славяно-русском об-ве, в связи с чем А.К. Белов настаивает на существовании разных вариантов древнего язычества. В целом же учению традиционных ратоборств не свойственны склонность к исключительности и замкнутости на самих себе. Лояльность к оттенкам идейного своеобразия различных убеждений вытекает из принципиального отказа от доктринерства, что предполагает свободу творческого развития учения и сглаживает очевидные противоречия среди совр. приверженцев Н. Само язычество рассматривается как опыт освоения законов мироздания, как обретенная форма равновесия интересов человека и сообщества, социума и природы. Идеи гармонии, справедливости, порядка, равновесия между добром и злом ключевые положения учения. Установки на гармонизацию имеют своим онтологическим основанием уравнивание духовных и физических первоначал бытия. Увлечение инородными модными школами борьбы, не связанными с традиционным мировосприятием, расценивается как один из способов истребления генофонда нации.

В текстах А. Егорова очень убедительно передано живое образно-поэтическое мироощущение совр, язычника. В теории славянская архаика соседствует с индоевропейскими ведическими понятиями и образами «Велесовой книги». Неоднократные публикации текстов «Велесовой книги», появившиеся в 50-х гг. за рубежом, а после 1976 и у нас, сыграли роль сильного катализатора в массовом увлечении язычеством. Эта книга, по объяснению ее публикаторов (Ю.П. Миролюбова, А. Кура и С. Лесного), представляет собой прорись и дешифровку надписей на дощечках, открытых в 1919 белогвардейским офицером В.А. Изенбеком близ Харькова. Ревностным популяризатором и одновременно новейшим переводчиком и комментатором «Велесовой книги» в нашей стране является А.И. Асов (Бус Кресень), а инициаторами и заказчиками изданий выступают различные языческие общины (напр., Нижегородская областная, Московская и др.). Совр. наука категорически отрицает подлинность этой языческой летописи (О.В. Творогов, Б.А. Рыбаков, Л.П. Жуковская). Сомневаются в достоверности «Велесовой книги» и нек-рые совр. язычники, хотя для большинства неоязычников тексты книги являются безусловно авторитетными. Есть категория авторов, для к-рых «Велесова книга» стала частью довольно эклектичной концепции, объединяющей идеи книги со славянской, скандинавской, иранской, индийской и др. типами мифологических традиций. Здесь надо назвать А. Платова, А. Критова и В. Щербакова. В их текстах присутствуют заметные тенденции к интернационализации язычества. При самом широком участии А. Платова осуществляется регулярная публикация альманаха «Мифы и магия индоевропейцев», в к-ром преобладают неоязыческие идеи эзотерического и оккультного содержания. Составитель альманаха неоднократно напоминает, что все авторы не просто идейные, но практикующие язычники. Среди авторов-практиков с «родным» славяно-русским язычеством оказываются связаны те, кто по роду своей деятельности осуществляет преемственность в рамках традиционной культуры.

Кроме ратоборческих общин здесь можно назвать представителей Верхневолжской Братчины, организовавших при Ивановском отделении фонда культуры Этнографическую мастерскую Тропы Трояновой. Представляющий это направление А. Андреев собрал немногое из сохранившегося сакрального наследия «хитрой науки» скоморохов. Перенять эту архаичную традицию от едва ли не последних ее хранителей в простонародной среде удалось с большим трудом из-за недоверия и скрытности информаторов. Осн. понятия здесь следующие: пребывание в игре приравнивается к творению мира; игра возжигает свет сердца, очищающий и преображающий человека; очистительная сила скоморошин способна разряжать опасные в человеке страсти и желания. По утверждению А. Андреева, игра скомороха выявляет божественное начало в мире и характерный для язычества круговорот жизни, представленный творческим воплощением («проигрыванием»).

В целом следует констатировать наличие разных тенденций Н. В разработке нового языческого учения в совр. России четко обозначились две тенденции: поиски национальных форм, напрямую связанных с сохранением элементов традиционной культуры и соответствующего ей мировоззрения, и увлечение универсальными комбинированными моделями, пригодными для целей оккультной практики.

Возрождению язычества способствуют следующие факторы: недовольство противоречиями внутри Русской Православной церкви; выплеснувшееся в средства массовой информации соперничество различных религ. направлений (особенно сект); отрицание освященных церковью принципов взаимоотношений человека с природой и социумом, особенно по причине нарастания переживаний катастрофичности совр. эпохи; неразрешимость экологического кризиса и соц. противоречий в рамках существующих мировоззренческих систем; религиозные поиски, являющиеся следствием кризиса государственного атеизма; недовольство космополитизмом господствующих церк. доктрин и поиск форм традиционной религиозности и национальной духовности.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Глава 2. Неоязычество: общая характеристика

Русское неоязычество, или русский ведизм, первоначально публично заявило о себе в 1990-х гг. как одно из наиболее радикальных течений русского национализма (Мороз 1992: 71–73; 1994; Laqueur 1993: 112–116; Яшин 1994б; Шнирельман 1998б, 1999, 2001; Shnirelman 1998; 2001; Прибыловский 1998а-в, 1999; Асеев 1998; 1999; Popov 2001). Вместе с тем, политическое течение является лишь одной из граней неоязычества. По мнению А. Гайдукова, оно отнюдь не сводится к религии, и поэтому этот автор характеризует его как субкультуру. Впрочем, и он соглашается с тем, что своим появлением неоязычество обязано росту национального сознания (Гайдуков 1999, 2000).

По О. В. Асееву, изучавшему, главным образом, религиозную сторону русского неоязычества, в этом движении можно выделить четыре группы: а) общины, ориентирующиеся на славянское язычество, практикующие культ воина и обучающие славянским борцовским искусствам; б) общины, создающие эклектическую религию, вбирающую в себя как кельтское, так и индуистское наследие; в) полисинкретические общины, исповедующие еще более широкий набор заимствованных отовсюду символов и представлений, включающих и христианские; г) общины, ставящие во главу угла сближение с природой, очищение души и оздоровление (последователи Порфирия Иванова). Если первые три группы в той или иной степени политизированы, то четвертая чужда политике и по своим экологическим установкам близка европейскому неоязычеству. Примечательно, что именно последователи Порфирия Иванова сумели придать массовость своему движению, которое во второй половине 1990-х годов насчитывало несколько десятков тысяч членов (Асеев 1998: 20–22; 1999: 33). Впрочем, борцовское искусство не коррелируется прямо со «славянским язычеством»; оно популярно и в общинах иного рода.

А. В. Гайдуков различает среди неоязычников национал-патриотические, природно-экологические и этнографически-игровые группы (Гайдуков 2000), а В. В. Прибыловский делит язычников на два полюса: 1) слабо политизированный фольклорно-игровой и 2) предельно политизированный национал-патриотический (Прибыловский 2004). При этом оба автора правильно отмечают размытость границ между такими группами и частые переходы отдельных язычников из одних групп в другие. В свою очередь О. И. Кавыкин различает среди русских язычников «толерантных» и «нетолерантных», подчеркивая при этом, что и те, и другие оказываются весьма чувствительными к «расовым проблемам» и небезразличны к «принципу крови» (Кавыкин 2007: 102 сл.). А. В. Митрофанова делит неоязыческое движение на политический и неполитический сегменты, отмечая популярность расовой («арийской, нордической») идеи у политических язычников (Митрофанова 2004: 148–155).

Имея все это в виду, в настоящей работе меня интересуют, прежде всего, социальные и политические взгляды русских неоязычников, их идеология и их место в российском политическом ландшафте. При этом следует учитывать драматические изменения в политической жизни в течение последних двадцати лет – взлет необычной для России демократии в 1990-х гг. и ее сужение в первое десятилетие XXI в., а также резкий сдвиг к «патриотизму» во второй половине 1990-х г. Кроме того, свою роль играло введение властью санкций против экстремизма, что заставляло некоторые былые радикальные движения преобразоваться в религиозные общины, а радикально настроенные общины – снижать градус своей ксенофобской риторики и уделять больше внимания «возрождению традиции». В данной работе речь пойдет, прежде всего, об истории неоязыческого движения в России, в контексте которой и будут обсуждаться указанные сюжеты. В этой истории большую роль сыграла научно-техническая интеллигенция, понесшая особые потери в период крушения советской индустрии, обеспечивавшей ее престижной работой и высокими заработками. Шок от резкого понижения своего статуса и падения уровня жизни обусловил радикализацию части интеллигенции, находившую свое выражение в выработке «патриотических идеологий», апеллировавших к Золотому веку и занимавшихся поиском «чужеродных врагов». Именно такие идеи составляли и до сих пор составляют стержень политизированного неоязычества.

Вплоть до конца 1990-х гг. неоязычество практически не рассматривалось специалистами, интересующимися взаимоотношениями между религией и национализмом (см., напр., Hutchinson 1994: 66–96). Действительно, западное неоязычество, за редчайшим исключением, далеко от националистических ультраправых идеологий; его заботят, прежде всего, индивидуальное самосовершенствование, демократические ценности личной свободы, равенство полов, охрана окружающей природной среды (Hardman, Harvey 1996). Сегодня националистические настроения там маргинальны, зато господствует космополитизм, а вере и догматам западные неоязычники предпочитают активную практику, включающую психотехники, позволяющие выйти за пределы повседневного опыта (York 2005: 12, 143). До известной степени в этом можно усматривать влияние неоиндуизма, для которого тоже важен не Бог, а психотехники, позволяющие достичь наслаждения (Ткачева 1999: 483). Между тем, пример русского неоязычества, озабоченного не столько индивидуальным психическим самочувствием, сколько социальными проблемами, служит ярким образцом создания националистической идеологии, опирающейся на, так называемое, «изобретенное прошлое». По мнению одного специалиста, так случилось потому, что новые религии не были принесены в Россию миссионерами, а попали из самых разных источников и были здесь переосмыслены и приспособлены к местным злободневным потребностям, получив в итоге национал-патриотическую окраску (Ткачева 1999: 479–480). Впрочем, это оказывается отнюдь не уникальным явлением, так как, по словам Л. Полякова, «германский [языческий] пантеон образуется как продукт трудоемких реконструкций, практически после полного забвения, точно так же, как и пантеоны кельтских или этрусских богов» (Поляков 1996: 83).

Все это обнаруживается уже в самоидентификации неоязыческого движения, хотя его лидеры и расходятся в выборе самоназвания. Большинство из них по старой советской традиции отождествляют этническую группу с этнонацией. Тем самым, язычество для них тождественно национализму или, точнее, этнонационализму, и это столь же характерно для украинских пропагандистов неоязычества (Лозко 1998; Шилов 2000: 95. См. также Лозко 1994: 38–39), как и для марийских (Калиев 1998) и латышских (Рыжакова 2001). Показательно, что этот подход смыкается с тем, который демонстрирует один из духовных лидеров французских Новых правых А. де Бенуа. Ведь он высоко ценит язычество именно за его способность сохранять и подпитывать локальные культурные идентичности (Benoist 1993–1994: 186). На бывшей европейской части СССР лишь литовские неоязычники стараются избегать этнизации своей религии. Они предпочитают говорить о «балтийской духовной традиции», придавая ей территориальное, а не этническое значение (Рыжакова 2000: 11–12).

Западные ученые используют в своих исследованиях термины «язычество» (Burnett 1991; Hardman, Harvey 1996; Harvey 1997) или «неоязычество» (Bamberger 1997; Eilberg-Schwartz 1989; Faber, Schlesier 1986; Lewis 1996; Orion 1995; Ringel 1994). Между тем, у самих неоязычников такие термины встречают неоднозначное отношение. Некоторые из них, подобно издателям радикальных московских журналов «Наследие предков» и затем «Атеней», широко использовали термин «неоязычество», не видя в том ничего зазорного (см., напр., Тулаев 1999а: 62, 64; 1999б). За этим иной раз скрывается глубокий смысл, который вкладывается в термин «неоязычество» французскими Новыми правыми. Они видят в традиционных язычниках лишь «фольклорно-этнографическую, карнавальную традицию», ориентирующуюся на «далеких предков», неспособную смотреть в будущее и поэтому обреченную на маргинальность. Мистике и оккульту они противопоставляют неоязычество как «эстетический и жизненный стиль», не скованный устаревшими обрядами и устремленный в будущее. Мировоззрение, связанное с «арийской душой», для них много важнее обрядности. Примечательно, что вместе с обрядами они отвергают и «экологизм», отдавая должное современной «техносфере» как вполне легитимному явлению эпохи. Такое неоязычество призывает к отказу от условностей и морализаторства и принятию жизни во всей ее полноте.

Эту позицию разделяют некоторые русские язычники, ориентирующиеся на Новых правых, например, А. Широпаев, превозносящий Дракона (Ящера), или «нордического Крокодила», в котором он усматривает, с одной стороны, символ утраченной новгородской демократии, а с другой, знак победы над «воином-полукровкой». Иными словами, демократия здесь понимается в этнорасовом смысле как «русская (нордическая) демократия», не испорченная влиянием «чужаков». С этим тесно связаны нацистские и неонацистские ассоциации – апелляция к эсэсовскому замку Вевельсбург, воспоминания об «арктических льдах», обращение к «черному солнцу», мечты о Сверхчеловеке и отрицание «семитско-библейского Бога». В таком контексте неоязычество связывается с «расовым авангардом», «новой русью», а родноверие оставляется «плебсу», или «славянщине» (Широпаев 2007).

Именно такое язычество отстаивалось журналом «Наследие предков», хотя его авторы поначалу предпочитали называть свою религию «Ария Дхарма» («учение арийцев») (Наше наследие 1995) или «русское родолюбие» (Ладомир 1995а). Совершенно очевидно, что здесь речь идет о политизации религии, где модернизация оказывается много важнее веры.

Однако многим активистам движения термин «неоязычество» представляется искусственным и даже оскорбительным. Подобно своим западным собратьям, они заявляют, что восстанавливают аутентичную исконную традицию; поэтому приставка «нео-» задевает их за живое, и они называют себя просто «язычниками» (Велимир 1999; Сперанский 1999). Начиная с 2000 г., этой стратегии придерживаются общины Круга языческой традиции, лидеры которых считают термин «язычество» наиболее адекватно отражающим сущность движения, хотя они одновременно иной раз называют его «Славянской языческой традицией» (Битцевское обращение 2002).

Волхв Московской Велесовой общины Велемир (Жилко) тоже не находил в термине «язычество» ничего оскорбительного: «Считать его придуманным христианами для унижения язычников также глупо, как считать слово «единобожие» оскорбительным для христиан. Это – совершенно нейтральный научный термин, который очень четко и верно проводит грань между традиционными верованиями и искусственными однобогими «авторскими» религиями. В слове «язычество» нет ничего ругательного для самих язычников». Ижевский родновер Озар Ворон (Л. Р. Прозоров) принимает термин «язычество», но доказывает, что у древних славян было единобожие. Вслед за Б. А. Рыбаковым он полагает, что таким единым богом был Род, но тут же сам показывает, что этот бог был далеко не одинок (Озар 2006: 55–56).

Литовские ромувяйцы считают термин «язычество» навязанным извне, но, противопоставляя себя христианам, не могут без него (pagone) обойтись и признают, что в нем есть доля истины. До определенной степени в этом сказывается традиция, по которой католические священники долгое время отождествляли литовцев с язычниками (Рыжакова 2000: 4–5, 19).

Напротив, руководитель Владивостокской славянской родноверческой общины «Щит Семаргла» Арий, ссылаясь на «Влесову книгу», категорически возражает против термина «язычество», которое, на его взгляд, «чуждо и враждебно для последователей Славянской веры», и предпочитает ему «этническую религию славян». Очевидно, исходя из тех же соображений, со второй половины 1990-х гг. Московская славянская языческая община, а вслед за ней и Калужская языческая община начали избегать термина «язычество». Они предпочитают для себя термин «славяне», а свою религию называют «Славянством». Они утверждают, что термин «славянин» означает «славящий богов» (Казаков 1999).

Московский журнал «Национальная демократия», отстаивавший позиции русских националистов-рыночников, избегал термина «язычество» и писал о «крестьянской религии», связывая ее с анимизмом и народными обрядами (Лапин 1995). Петербургские неоязычники из «Союза венедов» используют для своей системы верований термин «ведизм». По примеру Э. Геккеля и германских «монистов» (Gasman 2004), они представляют свою веру научным знанием и вообще отвергают понятие религиозной веры. Это разделяет и А. Аратов, учредитель московского радикального издательства «Русская правда». Он заявляет, что славяне «ведали» (т. е. «знали»), а не «верили». Для него это означает, что их знания были основаны на научном видении, а не на религии (Амелина 1998). В этом он следовал И. Синявину, называвшему мировоззрение пращуров «Ведением (знанием) подлинной духовной основы бытия» (Синявин 2001: 4). Мало того, по уверениям Синявина, само понятие «православие» было неправомерно присвоено христианской церковью. Ведь так якобы называлось «коренное национальное мировоззрение» задолго до крещения Руси, и термин «славяне» понимался Синявиным как «славящие бога» (Синявин 1991: 200–201; 2001: 93). Этого определения, как мы видели, придерживаются и калужские язычники. Его принимает и Тулаев, доказывающий, что исконно оно означало «славить Правь» (Тулаев 2006: 122).

А. И. Асов, один из активных творцов современного русского неоязычества, считает «русский ведизм» («праведизм») основой русской народной религиозной культуры и настаивает на том, что тот будто бы предшествовал «ведизму» Индии и Ирана. Этот «ведизм» он отождествляет с неким исконным монотеизмом и противопоставляет его языческому политеизму, хотя и признает, что русское язычество сохранило в себе «осколки ведической веры» (Асов 1998: 4–5; 2008: 6). Вслед за Синявиным, он утверждает, что эта вера издревле наименовалась «Православием», ибо «славяне славили Правь, шли стезёй Прави». Якобы они «ведали Правду» и знали «Пра-веды», которые якобы позднее легли в основу верований всех жителей Земли (Асов 2008: 3). В «русской ведической вере», или «ведо-православии», Асов видит «национальный извод общемировой ведической традиции». Он подчеркивает, что речь идет именно о народной вере (т. е. религии), и полагает, что нет принципиальной разницы между народными поверьями поволжских финских и тюркских народов, с одной стороны, и славян, с другой, «ибо древняя вера всех волжских народов, по сути, едина» (Асов 1998: 5, 16; 2001). В последние годы он пользуется такими терминами как «праведная веда», «славянский ведизм» и «ведославие» (Асов 2008: 6). Влияние Синявина испытал на себе и белорусский язычник В. А. Сацевич, который также определяет языческую веру как истинное «Православие». Сходную позицию сегодня отстаивает и П. В. Тулаев, выступающий против «слепой веры» за «всестороннее знание, ведание» (Тулаев 2011в).

Глава Омской языческой общины Александр Хиневич отвергает термин «язычество» как связанный с представлением о «невежестве» и «варварстве» предков, ибо такие предки его не устраивают. Кроме того, термин «язычество» звучит для него чересчур обобщенно, скрывая локальную специфику. Поэтому он говорит о «древней вере славянских и арийских народов», называя ее «инглиизмом» (Хиневич 2000: 3–4). Он с гневом отвергает термин «неоязычество», объявляя его «выдумкой ученых мужей», якобы пытающихся таким образом увести людей от поисков древней веры (Хиневич 2000: 16–17). Зато он доказывает, что исконная вера называлась «православием». Он проводит искусственную границу между староверами и старообрядцами, отождествляя «староверов» с «православными славянами-инглингами», а старообрядцев – с «праведными христианами». При этом он утверждает, что термин «православие» был привнесен в русское христианство только в XVII в. (Хиневич 1999: 145). Он называет свою религию «староверческой», а своих последователей – «староверами-инглингами, или православными славянами». Под язычниками он понимает исключительно «других» (Хиневич 1999; 2000. Об этом см.: Ткач 1998: 40; Яшин 2001: 59–60), возвращаясь к античному эллинскому представлению об этом.

Свои молитвы Хиневич называет «Правьславлением», ассоциируя православие с «прославлением Прави и Слави», где «Правь» означает «мир светлых богов», а «Славь» – «светлый мир». Исходя из таких представлений, он этимологизировал и термин «славяне», связывая их с теми, кто «славит светлых древних богов» (Хиневич 2000: 17). При этом он приписывает истоки своего учения «допотопным предкам», «великой расе», имевшей не только единый язык, но и общие верования. Таковой для него является «белая раса», к которой он относит не только индоевропейцев, но и этрусков, сирийцев и египтян, что позволяет ему свободно заимствовать из духовного наследия всех этих народов, объявляя это общим наследием, восходившим к единой вере «славян и арийцев» (Хиневич 1999: 141). Кроме того, такие манипуляции с историей помогают ему наделять свое учение длинной генеалогией, что дает ему возможность представлять свою церковь «возрожденной», а не созданной заново (Хиневич 1999: 151–152).

Таким образом, если в нацистской Германии делались попытки очистить христианство от следов иудаизма и создать «арийское христианство», то у некоторых современных русских неоязыческих идеологов отмечается стремление «одомашнить» православие, оторвав его от его истинных ближневосточных корней. Одним из первых еще в советское время об этом задумался А. М. Иванов (Скуратов) (Иванов 2007: 143), а затем это озвучил И. Синявин (Синявин 2001: 92–93). Асов также настаивает на том, что в православии гораздо больше от «русского арианства и ведославия», чем от христианства «византийского и иудеогреческого толка». Он поясняет, что до прихода на Русь христианства «малоазийского и средиземноморского толка» там якобы господствовал иной «арийский или русколанский извод христианства», который Асов называет «арианством», или «православно-ведической христианской верой», якобы не имевшей никакой связи с иудаизмом. Однако эта традиция была погублена с приходом «христианства византийского толка» (Асов 2008: 6, 12).

В свою очередь писатель Ю. Петухов доказывал, что «подлинное православие» якобы сложилось на основе «арийского язычества» и никак не было связано с иудаизмом. Якобы «предки-арийцы» поклонялись единому богу Роду, и поэтому христианство – это «не чуждая вера, а родная, своя». Петухов даже утверждал, что «спаситель и его апостолы» происходили из «славяно-росской диаспоры», якобы когда-то населявшей древнюю Палестину. Поэтому он заявлял, что православное христианство пришло на Русь как «родная кровная вера» (Петухов 2001: 242–243; 2008: 292–293, 300–303; 2009б: 130).

Близок к этому и подход псковской поэтессы С. В. Молевой, которая отрицает наличие у древних славян языческого политеизма и пишет об исконной вере в Единого Правого Бога, о «древлеправославии», или «правоверии», откуда якобы эволюционным путем и выросло христианство. Она договаривается до того, что, называя русских прямыми потомками древних «арийцев», причисляет к тем (вслед за нацистами!) и Иоанна Предтечу, и самого Иисуса Христа. Славяне же объявляются народом исконных богостроителей. Что же касается язычества, то его в годы неурядиц славянам якобы пытались навязать чужаки (то ли хазары, то ли татары), но, к чести славян, оно здесь никогда не приживалось (Молева 2000: 52, 56, 66–68, 73, 78–79, 96, 102, 108–111).

Начиная с конца 1990-х гг., рост патриотизма заставил прежних язычников переосмыслить название своей религии, и многие из них взяли себе новые имена, подчеркивавшие связь с почвой и этническим происхождением. В марте 2002 г. Битцевское обращение провозгласило, что язычники являются одновременно «родянами», или «родноверами». Для его составителей это было тождественно принадлежности к «индоевропейской», «ведической» традиции: «мы – язычники, мы – родяне, мы – родноверы» (Битцевское обращение 2002). Именно таким образом прежняя Обнинская ведическая община «Триглав» превратилась в «родноверческую общину», московская Арийская языческая община «Сатья-Веда» стала Русско-славянской родноверческой общиной «Родолюбие», а учебно-творческий центр Славяно-арийской традиции «Волховарн» (Одесса) изменил название на Учебно-творческий центр славянской традиции «Волховарн». Выше мы видели, что тогда московская и калужская общины тоже приняли титул «славянских». Тогда даже омский «Орден-миссия Джива-храм Инглии» переименовался в «Древнерусскую инглиистическую церковь православных староверов-инглингов». Похоже, название для язычников не является чем-то священным. Как пишет волхв Обнинской родноверческой общины «Триглав» Богумил, «название – это лишь ярлык» (Богумил 2005). Примечательно, что и «Союз венедов» сделал попытку переименоваться в «Союз рассенов», но новое название как будто не прижилось.

А вот как в 2004 г. определили свою идентичность «родноверы», группирующиеся вокруг Калужской языческой общины. «Родовое славянское вече решило считать славянскими родноверческими общинами те, которые:

Генетически принадлежат к славянскому роду (суперэтносу);

Чтят традиционный славянский обычай;

Считают Родовое мировоззрение основным;

Славят исконных славянских богов (славянский политеизм)».

В среде неоязычников отмечается рост симпатий к старообрядцам, и в ряде случаев они даже отождествляют свою веру со старообрядчеством. Вообще симпатия к старобрядчеству стала модной в среде национал-патриотов. Эту моду ввел бывший национал-большевистский идеолог, а ныне лидер неоевразийского движения, эзотерик А. Г. Дугин, постоянный автор патриотической газеты «Завтра». Устами другого своего автора, соратника Дугина, эта газета объявила старообрядчество подлинно русской верой, «древлеправославием», и почему-то возвела именно к нему истоки русского имперского самосознания, как будто не империя преследовала староверов, а староверы помогали ей завоевывать Сибирь и Дальний Восток и оказывать сопротивление натиску с Запада. Этот автор дает объяснение той странной тяги, которую испытывают национал-патриоты к старообрядчеству. Утверждая, что в последние столетия в РПЦ отмечалось засилье иностранцев и инородцев, он связывает «воцерковление» с верой в «древность как один из главных критериев истинности» (Голышев 2001). Естественно, такой подход находит позитивный отклик у русских неоязычников.

Однако следует иметь в виду, что в этой среде старообрядчество понимают весьма своеобразно, в частности, как приверженность неким исконным русским верованиям. Например, по мнению А. А. Добровольского (Доброслава), «старообрядчество, внешне проявившееся как движение против церковных нововведений, было, по сути, бессознательной попыткой сохранения тех пережитков дохристианских воззрений и обрядов, что таились в народе под личиной казенного православия» (Доброслав 1996: 4). Неоязычник Велеслав прославляет духовного лидера старообрядцев, протопопа Аввакума, восставшего против Антихриста (Черкасов 1998: 45). Дугин ассоциирует себя с православной старообрядческой единоверческой церковью, находящейся в юрисдикции Московского патриархата. А бывший вождь радикального «Русского национального единства» А. Баркашов с осени 2005 г. является прихожанином староверческой «Истинно-православной (катакомбной) церкви».

В. М. Кандыба отождествляет некую выдуманную им первобытную «Русскую Религию» с истинным христианством, которое будто бы, несмотря на гонения, было сохранено староверами и донесено до нашего времени Е. П. Блаватской, К. Циолковским и Рерихами (В. М. Кандыба 1998: 170, 232–233). А вот, какой позиции придерживался, например, Е. М. Луговой (1950–2008), бывший фотограф, а затем главный редактор «культурно-просветительной газеты» «Советы Бабы Яги», пропагандировавшей магию, неоязыческие идеи и народную медицину. Он считал себя старообрядцем, но при этом объявлял о своей полной толерантности в отношении «христианства, язычества и других конфессий». «Я за синтез всех конфессий», – заявлял он (Луговой 1996: 4). В то же время при всей заявленной толерантности назывались и враги староверов – чужеземцы (будь то «иезуиты», «магометане» и пр.), которые силой или обманом устанавливали на Руси свои порядки. И Луговой утверждал: «История староверов неразрывно связана с борьбой народа с ненавистным крепостничеством за свободу». Декабристы (многие из которых были западниками и состояли в масонских обществах! В. Ш.) приравнивались к славянофилам и объявлялись старообрядцами, «выступавшими за возврат к свои корням и против мировой революции» (Мы 1996: 1).

Возможно, ближе по духу к староверам стоит архангельская община «триверов», пытающихся создать синтез из традиционного для местных поморов старообрядчества и восстанавливаемых ими дохристианских славянских верований (Асеев 1999: 34). Иными словами, среди неоязычников нет единства по вопросу о своей идентичности, что в целом характерно для широкого международного движения «Нью Эйдж», частью которого, по мнению ряда исследователей, и является неоязычество (Баркер 1997: 167–168).

В западной науке иной раз раздаются голоса о том, что использование введенного христианами термина «язычники» некорректно и должно быть оставлено, так как имеет негативные коннотации. Однако и такие авторы признают, что некоторые западные общины называют себя языческими. В России одно из самых авторитетных общинных объединений, Круг языческой традиции (КЯТ), также вполне осознанно использует этот термин, не видя в нем ничего зазорного. Поэтому и я считаю его вполне приемлемым. Вместе с тем, лидеры КЯТ протестуют против термина «неоязычество», утверждая, что они восстанавливают «исконную традицию» дохристианского времени. Однако имеется множество аргументов, позволяющих в этом сомневаться. Наиболее очевидные из них следующие.

Во-первых, нынешние язычники активно пользуются не только кириллической письменностью, принесенной на Русь христианами (у первобытных славян-язычников письменности вовсе не было), но и Интернетом, что для аутентичного язычества как будто бы не было характерным. Современные неоязычники – дети высокотехнологического общества – используют в своих целях как его технические достижения, так и современные понятия, неизвестные племенным обществам, такие например, как «космополитизм», «национализм», «раса», «этнос», «этническая религия», «чистота крови» и пр. Во-вторых, они представляют себя родовыми общинами, «воспроизводящими родовые (языческие) отношения в новых поколениях», хотя ничего общего с аутентичными родовыми общинами у современных организаций городских обитателей не обнаруживается. В-третьих, первобытные религиозные верования были теснейшим образом связаны с традиционным образом жизни и социальной организацией, что также отсутствует у современных язычников. В-четвертых, стремясь защищать древние курганы не только от хищнического разрушения, но и от археологов, современные язычники не осознают, что они бы ничего не знали ни о курганах, ни о погребенных в них людях, если бы не было современной науки. В-пятых, языческая традиция, о которой пекутся ее современные адепты, давно прервалась, и им приходится прилагать немало усилий для того, чтобы заново создать языческую обрядность и разработать сценарии различных ритуалов. В-шестых, существует немало язычников, предпочитающих называть свои верования «этническими». Но никаких этнических (в современном смысле) образований в первобытности не было, а были родоплеменные общности, имевшие совершенно иные основания и иную структуру. Наконец, в-седьмых, неоязычники уделяют огромное внимание истории с ее представлением о линейном времени. Но и этого первобытные язычники не знали. Все это говорит о том, что нынешние язычники являются людьми, тесно связанными со своей эпохой, с ее социальными отношениями и понятиями. Между ними и исконными язычниками – целая пропасть. Вот почему мне представляется разумным сохранить термин «неоязычество».

Однако, что бы неоязычники ни думали о самих себе, все они озабочены возвращением к исконной дохристианской системе миросозерцания. Этот подход разделяют некоторые современные авторы, видящие в язычестве «целостное дохристианское мировоззрение», которое будто бы возрождается в наше время (Филатов, Щипков 1996б: 139). На самом же деле речь идет о конструировании новой традиции. Именно в этом контексте одним из важнейших путей к достижению поставленной цели русское неоязычество считает искусственное расширение рамок русской истории как во времени, так и в пространстве. Это делается для того, чтобы обосновать идею естественности едва ли не вечного существования Советского, или Российского, государства в его сугубо шовинистическом имперском варианте. Так государство, прежде всего в его пространственном выражении, становится безусловным императивом неоязыческой модели мира, сближающим ее с неоевразийской моделью (об этом см.: Новиков 1998). Правда, из этой общей тенденции есть и исключения: некоторые приверженцы неоязыческого мировоззрения мечтают о чисто русском моноэтничном государстве, и среди них встречаются «славянские сепаратисты».

Растеряв за годы советской власти свое религиозное обоснование и не сумев создать целостной интегрирующей общесоветской культуры, русский национализм пытался в последние десятилетия апеллировать к последнему оставшемуся в его распоряжении ресурсу – пространственной целостности России. Отсюда такая популярность геополитических моделей в современной России, превращающих территорию в некое сакральное пространство, нерасчленимость которого якобы диктуется мистическими силами. Но если современных неоевразийцев такой редукционистский подход вполне устраивает, то неоязычники идут дальше и стремятся «окультурить» пространство, наполнить его глубоким культурным и историческим смыслом.

Здесь сказывается присущее мифологическому и эзотерическому мышлению убеждение в сакральности изначального события, того события, которое породило данное явление. Ведь только в самом начале вновь созданное существо или общество обладает, по мифу, неисчерпаемой энергией и могуществом, которые затем с течением времени лишь растрачиваются, и тем самым ведет к гибели и упадку. Только в самом начале такому существу задается импульс, определяющий весь ход его дальнейшей жизни. Как повелось изначально, так и пойдет в дальнейшем, – полагали древние. Поэтому во многих архаических культурах важнейшим способом излечения или преодоления неудач считалось возвращение к истокам. Радикальная мера виделась в полном разрушении действительности, полном отказе от себя ради как бы нового рождения, вновь обеспечивающего могучую силу и великие потенции (Элиаде 1995: 21–22, 31–61). Сделавший много для анализа таких мифов М. Элиаде полагал, что современный человек полностью расстался с такими представлениями, приняв идею линейного времени и согласившись с необратимостью событий (Элиаде 1995: 23). Между тем, модные эзотерические представления и мифы современного неоязычества показывают, что архаические воззрения древних до сих пор имеют высокий спрос и лежат в основе эзотерического традиционализма.

Мало того, они используются для оправдания некоторых политических проектов, которые активно предлагаются обществу, переживающему кризис. Как справедливо писал Н. Гудрик-Кларк, «фантазии могут достигать силы причин, если закрепляются в убеждениях, предрассудках и ценностях социальных групп. Фантазии также являются важным симптомом надвигающихся изменений в политике и культуре» (Гудрик-Кларк 1995: 9). Именно об этом и пойдет речь в данной книге.

Неоязычников отличает неутолимое стремление к поиску некоей «русской предыстории», уходящей глубоко за рамки известной письменной истории. В этом и состоит своеобразие русского неоязычества, которое во многих других отношениях типологически сближается с консервативными течениями, отражающими достаточно распространенную реакцию на процессы модернизации и демократизации. Между тем, ностальгические чувства как европейских, так и русских консервативных направлений (например, евразийства) довоенного времени, как правило, были обращены к местному средневековому прошлому; попыток копать глубже их сторонники не предпринимали (Nisbet 1986: 18–19, 35 ff.). Единственным, но весьма показательным исключением был германский нацизм, сознательно опиравшийся на «славные деяния» первобытных германцев («чистокровных арийцев», «потомков атлантов») в своей пропаганде милитаризма и территориальной экспансии (Hermand 1992: 111, 183–208, 213; Blackburn 1985). Как мы увидим, это сходство с русским неоязычеством оказывается далеко не случайным. И хотя отдельные авторы сомневаются в возможности перенесения германского расового подхода на русскую почву (Новиков 1998: 230), определенная часть русских неоязычников демонстрируют, что им такие идеи отнюдь не чужды.

Неоязычники нередко тесно кооперируются с перекрасившимися в национальные цвета коммунистами, да и среди неоязычников немало бывших партийных и советских функционеров. На первый взгляд это выглядит нелепо и нарушает все законы жанра. Однако внутренняя логика в этом есть. Подобно советским марксистам, многие неоязычники верят, прежде всего, в силу разума и признают жесткий детерминизм исторического и культурного процесса. Различия состоят лишь в том, где они ищут корни такого детерминизма. Здесь уместно повторить то, что я писал в свое время о евразийцах (Шнирельман 1996: 4), так как те же особенности историософского и мировоззренческого подхода отличают и русских неоязычников. Кстати, в литературе уже отмечалось, что евразийцы искали православие, а пришли к неоязычеству (Гиренок 1992: 37), и это далеко не случайно.

Если марксизм делал упор на социально-экономические факторы в развитии человечества, то неоязычество и евразийство настаивают на приоритете культуры. Марксизм видел движущую силу истории в классовой борьбе, а неоязычники и евразийцы заменяют ее борьбой народов-этносов или цивилизаций. Марксизм исходил из универсальной теории прогресса, а неоязычество и евразийство демонстративно придерживаются партикуляристского подхода, подчеркивавшего уникальность исторического развития локальных культур; культура в их построениях обретает мистическое содержание, а ее развитие происходит циклически (отсюда такой повышенный интерес к теории циклизма). Марксизм рассматривал общество как политическое и социально-экономическое единство. В свою очередь неоязычники и евразийцы видят в нем, прежде всего, «личность», «культурный организм», и это проецируется и на систему власти, обретающую в их построениях тотальный характер. Вряд ли, может вызвать удивление тот факт, что такие установки ведут к рецидивам расовой теории и расизма, возникновению которых они весьма благоприятствуют.

Рубеж 1960-1970-х годов стал переломным моментом в развитии русского национализма. Именно тогда между ним и российским демократическим движением наметился раскол (Dunlop 1983: 43 ff.), ибо стало ясно, что демократическое «западническое» движение ведет к европеизации России. А в этом русские националисты видели абсолютное зло, чреватое «засильем антирусских сил». Поэтому они предпочли союз с существующим тогда режимом, уповая на его постепенную идеологическую трансформацию под влиянием «русской идеи» (Шиманов 1992: 160; Критические заметки… 1979: 451–452) при сохранении авторитарной политической власти, как это явствует из рассмотренного выше «Слова Нации».

Сверхзадача русского национализма заключалась, во-первых, в объяснении причин относительно низкого уровня жизни русского, в особенности, сельского населения в бывшем СССР, во-вторых, в выработке программы преодоления кризиса, в котором оказалась «русская нация», наконец, в-третьих, в сплочении последней перед угрозой «упадка и вымирания». Универсальным способом к осуществлению этой задачи все без исключения русские националисты считают разработку новой могущественной идеологии, способной консолидировать нацию в едином порыве к «светлому будущему». Эту идеологию они сплошь и рядом пытаются строить на основе мифа о великих древних предках, причем делают это вполне осознанно. По признанию одного из бывших национал-демократических идеологов, «мифы дают возможность для целеполагания, жизнь вне мифов – Хаос». Предрекая крушение «мифа о прогрессе», эти идеологи пытаются заменить его мифом о сверхустойчивой примордиальной Традиции (Колосов 1995: 6).

По словам национал-социалиста А. Елисеева, речь идет об «особой форме организованно-идеологического комплекса, призванной создать в глазах масс некий идеальный образ, работающий в режиме социокодирования». Он предлагает воздействовать на воображение масс с помощью экстравагантной идеологии «Третьего пути», соединяющей несоединимое – «холод тотального консерватизма с жаром радикального отрицания». Он убежден в том, что массы можно пробудить от спячки только путем эпатажа, только апелляцией к сверхчеловеческой героике, и стержнем «героического стиля» он называет «арийскую составляющую». По его мнению, русский традиционалист невозможен без идеи «древней Гипербореи» и «Золотого века». Но при этом он должен быть устремлен в будущее. «Хватит плакать о березках и лошадках, – пишет Елисеев, – пришло время воспевать заводы и рабочих». Его идеалом служит «древний воин Гиперборейской традиции, гордо шагающий по цехам мрачных заводов» (Елисеев 1995).

В своем манифесте русские новые правые, или национал-социалисты, вслед за Р. Геноном призывают начать с выращивания элиты. Этому и должна служить «новая позитивная идеология», основанная на идеях «арийства» и «нордических ценностей» (Сообщение Оргкомитета 1995). Ключевыми словами всех такого рода концепций служат «исконная традиция», «примордиальный миропорядок», «коллективное бессознательное», «архетипы», «империя», «вождь», «священные Веды», и т. д. Их авторы не видят вокруг себя ничего, кроме толпы, чье «коллективное бессознательное», тоскующее по исконному «варварству», постоянно требует эмоциональной встряски. Имея дело со всеми этими клише, трудно избавиться от мысли, что они как будто возвращают нас в мрачные годы нацистского тоталитаризма.

Вариантом такого рода идеологии и являются многие (хотя и далеко не все) учения, вырабатывающиеся в рамках русского политического неоязычества. Последнее ставит перед собой две кардинальные задачи, во-первых, спасение русской национальной культуры от нивелирующего влияния модернизации и, во-вторых, защиту природной среды от губительного воздействия современной индустриальной цивилизации (Сперанский 1996: 9-14, 20–24; Доброслав 1996). В этом, кстати, язычество иной раз вызывает симпатии даже у демократов (см., напр.: Гранин 1989: 126). В-третьих, речь нередко идет о построении русского мононационального государства, в котором не будет места «инородцам» и «иностранцам».

Вот как формулировались задачи неоязыческого движения на Вече, состоявшемся 7 августа 2004 г. в г. Кобрин (Беларусь). «В условиях глобальной цивилизационной, идеологической и информационной войны против наших народов Родная Вера становится реальной духовной альтернативой чужеродным космополитическим системам. Противники используют старые и новые, все более изощренные формы агрессии против наших народов. В духовной сфере – это навязывание авраамических религий, насильственная евангелизация общества, подмена этнических религий искусственно созданными псевдоучениями, зомбирующими людей. В связи с этим мы считаем, что необходимо поставить вопрос перед правозащитными организациями о неправомерности монополии авраамических религий, ведущей к сращиванию церкви и государства, а также принудительной христианизации населения в государственном масштабе через СМИ, систему дошкольного и среднего образования».

Иногда Русь противопоставляется Японии, где принятие буддизма не привело к полному отказу от прежних верований. Некоторые авторы считают, что с тех пор буддизм и синтоизм развивались в Японии параллельно без особых конфликтов и даже дополняли друг друга (Светлов 1994: 84–85). На Руси события развивались иначе. Здесь христианство веками боролось за чистоту веры, и первой жертвой этого стало славянское язычество. Поэтому для современного русского неоязычества характерно, прежде всего, отрицание русского православия (в христианском его понимании) как непреходящей национальной ценности, ядра русской национальной идеологии, на чем всегда зиждилась «русская идея». Вместе с тем, одними старыми обидами дело не обходится. Наша эпоха рождает новые проблемы, которые и заставляют неоязычников с удвоенной энергией нападать на христианство.

В чем же дело? Откуда такая нелюбовь к православию и христианству в целом, доходящая порой до открытой ненависти? Прежде чем перейти к обсуждению этих вопросов, необходимо иметь четкое представление о том, что русский национализм понимает под «русскими». Все его концепции, как бы они ни разнились между собой, принимают как безусловную данность то, что «русский народ» состоит из трех подразделений – великороссов, украинцев (малороссов) и белорусов. Иначе говоря, «русский народ» в этом понимании тождествен восточному славянству, и не случайно именно такой подход обнаруживается у автора «Слова Нации». Мнение самих украинцев и белорусов, решающих этот важный вопрос иначе, во внимание не принимается. Так как неоязычники придают первостепенную важность идеологии, а идеологию понимают как вероисповедание, то для них немаловажен тот факт, что единый восточнославянский ареал в последние столетия оказался разорванным на несколько частей, подчиненных Русской Православной Церкви, Греко-Католической (Униатской) Церкви и просто Католической Церкви, не говоря уже о различных протестантских общинах. С этой точки зрения, одним из способов нового достижения идейного единения является возвращение к славянскому язычеству, которое неоязычники представляют как целостную непротиворечивую систему.

Другой причиной нелюбви неоязычников к христианству служит антропоцентризм последнего, его сознательное стремление возвысить человека над окружающим его природным миром, пренебрежение радостями жизни на Земле и установка на посмертное воздаяние. В этом неоязычники не без оснований видят корни бездумного хищнического отношения современного человека к природе, способного ее окончательно погубить и, тем самым, поставить точку в истории человечества. Но и это еще не все.

Многие неоязычники видят в христианстве ядовитую разрушительную идеологию, якобы специально созданную евреями для установления мирового господства (об этом см.: Yanov 1987: 141–144), что полностью воспроизводит известные нацистские установки (Об этом см.: Blackburn 1985). Они утверждают, что переход к христианству повсюду подрывал живительную силу местной духовности и ввергал христианизировавшиеся народы в хаос, в кризис, вел к их порабощению иноземной кастой и к упадку. Вот почему, с этой точки зрения вполне логично, неоязычники связывают самые славные страницы русский истории с дохристианской эпохой. Они рассматривают русское язычество как наиболее значительное интеллектуальное достижение человечества (см., напр.: Гусев 1993) и обвиняют христианство в злостных преступлениях против человеческого рода, в особенности, против русских (см., напр.: Оберег… 1990; Ведомысл 1993; Барабаш 1993; Суров 2001: 237, 239, 289, 353, 408). Впрочем, здраво оценивая расстановку сил в движениях национально-патриотической ориентации, где православие продолжает рассматриваться как нетленная ценность, некоторые из неоязыческих течений оставляют себе лазейку для компромисса и пытаются смягчить имеющиеся противоречия.

Отсюда, как мы видели, попытки переосмыслить понятие «православие». Иной раз неоязычники провозглашают православие высшим проявлением «ведизма», т. е. русского язычества, и, по словам одного исследователя, смотрят на него «как волхвы на младенца Христа» (Мороз 1992: 73). При этом многие используют сведения, почерпнутые у Мэри Бойс (1987), доказывавшей, что иудаизм и другие авраамические религии вобрали в себя некоторые положения зороастризма. Связывая славян с арийцами и считая зороастризм общеарийской религией, такие идеологи считают себя вправе обильно заимствовать из Ветхого и Нового Завета, утверждая, что речь идет о священных знаниях, которые иудеи якобы когда-то «похитили» у арийцев.

А.Б. ЯРЦЕВ

аспирант кафедры философии религии и религиоведения МГУ им. М.В. Ломоносова Е-mail: [email protected]

СОВРЕМЕННОЕ НЕОЯЗЫЧЕСТВО: К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПОНЯТИЯ

В статье рассматривается история возникновения и распространения термина «неоязычество» за рубежом и в России. Рассматриваются основные определения понятия «неоязычество», выявляются принципиальные сходства и различия неоязыческих общин.

Ключевые слова: неоязычество, язычество, родноверие, Новый Век.

В отношении определения термина «неоязычество» в отечественной науке не сложилось устойчивого понимания. Одни исследователи данного феномена, скажем, д.филос.н. Е.Г. Балагушкин и С.М. Квасанкова, видят в неоязычестве одновременно как новые религиозные движения, основанные на возрождении древних верований и обрядов, богов-покровителей, так и современные традиционные направления, поддерживающие не-прекращающуюся культовую и ритуальную традицию на протяжении многих веков . Другие, к примеру, антрополог В.А. Шнирельман и религиовед А.В. Гурко, подчеркивают искусственность неоязычества, прерванность традиции (в противоположность собственно «язычеству» волжских и северных народов России, во многом сохранивших архаический образ жизни - удмуртов, марийцев). Шнирельман заявляет, что неоязычество «искусственно создается городской интеллигенцией из фрагментов древних локальных верований и обрядов с целью возрождения „национальной духовности”» , а Гурко определяет неоязычество как «новую религию, сконструированную на основе политеистических верований в целях поиска новой этнической идентичности и/или для разработки новой идеологической системы» .

Можно, в целом, согласиться с определением религиоведа А.В. Гайдукова, понимающего неоязычество как «совокупность религиозных, парарелигиозных, общественно-политических и историко-культурных объединений и движений, обращающихся в своей деятельности к дохристианским верованиям и культам, обрядовым и магическим практикам, занимающихся их возрождением и реконструкцией» . При этом стоит отметить, что, кроме культового наполнения, неоязыческие организации и общины зачастую имеют и свои специфические социально-политические и идеологические представления и концепции. Более того, в силу его разноплановости неоязычество возможно рассматривать как своеобразную субкультуру,

представляющую автономное образование внутри господствующей культуры.

Широкие масштабы распространения, которые получило неоязычество на просторах России и других стран, позволяют предположить о существенном влиянии этого феномена1.

Религиоведческий анализ неоязычества представляется чрезвычайно важным уже потому, что однозначной трактовки относительно неоязычества в современном обществе в нашей стране не существует. Мнения разнятся от апологетических до хулительных. Так, политолог В. Прибыловский определяет неоязычество следующим образом: «Самая политизированная квазирелигия. <...>

Мифологизированная форма расовой, этнической и религиозной ксенофобии» , а заместитель начальника Центра криминальной информации Главного информационного центра МВД России полковник А.И. Хвыля-Олинтер высказывается о неоязыческих сообществах еще более определенно: «Известно, что практически все из них являются антихристианскими. Многие проповедуют экстремистские идеи, некоторые возбуждают религиозную рознь. Вероучения таких организаций представляет собой нагромождение совершенно безумных идей, ничем неподкрепленных, резких нападок на православие и ислам, фрагментов из учений сект иной направленности» . Наконец, известна позиция официальной РПЦ, неоднократно выраженная Патриархом Алексием II: «Век нынешний, XXI, заставляет нас выносить на повестку дня такие вопросы, как необратимое искажение духовного сознания, ведущее к всеобщему падению нравственности, распространению неоязычества, терроризма и других губительных явлений современности» . В то же время сами неоязычники, разумеется, придерживаются противоположных взглядов и рассуждают о «первостепенной значимости язычества для современной русской национальной культуры» . Характерны такие высказывания: «Современные национальные цен-

© А.Б. Ярцев

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ

ности для нашего народа должны стать первоочередными»; «высшими ценностями являются Родная Земля, Природа и народ, его историческое и духовное наследие, его настоящее и будущее» .

Для правильного понимания явления неоязычества необходимо, прежде всего, разобраться с терминологией. Откуда взялось само понятие «язычество», и насколько уместно, научно и точно употребляется термин «неоязычество» в настоящее время? Язычество - термин теологический, возникающий в рамках дуальной оппозиции «теизм» (в конкретно-историческом приложении - христианство) - «нетеизм» (соотв., язычество), и обозначающий систему нетеистических верований различных народов. Корень «язык» здесь восходит к церковно-славянскому слову «языцы», т.е. «народы», «инородцы», что в данном случае осмысливается как иноверец, нехристь, придавая термину негативную окраску. Слово «язычник» встречается уже в Остромировом Евангелии (1056-1057 гг.). Длительное время в теологическом обиходе наряду с термином «язычество» активно использовалась калька «поганство» и «погане» (от лат. «paganus» -пуща, необжитая часть леса), и до сих пор это слово в оригинальном значении используется, к примеру, в украинском языке. К III-IV веку н.э. в вульгарной латыни утвердилось переносное понимание слово «paganus» в значении «сельский» или «провинциальный», и в уничижительном смысле стало использоваться христианами для дистанцирования от язычников и язычества, которое стали называть «religia pagana», то есть «деревенская вера», так как христианство в Риме первоначально было распространено главным образом в городах. Термин «paganus» встречается у Тертуллиана в его «О венке воина» и у историка и теолога Павла Орозия в восьмитомной «Истории против язычников».

По определению историка и этнографа С.А. Токарева, термин «язычество» не имеет собственного научного содержания и соответствует термину «племенные культы». Он писал: «Об употреблении иного обозначения - «языческие религии», «идолопоклонство» и т.п. - нечего и говорить: им место разве лишь в церковномиссионерской литературе, а никак не в научной» . Действительно, в разное время под язычеством понималось множество различных верований

От магии и анимизма до тотемизма и политеизма.

При этом существенно отметить то, что неоязычники часто умышленно доводят до абсурда изначальную позицию теологов-христиан. Логика рассуждений такова: если под «язычеством» вы понимаете такую этно- и социоцентрическую позицию, когда некая группа считает, что все, не

относящееся к их собственной культуре, лишено ценности, то да, мы с гордостью принимаем это -мы язычники, мы иноверцы и чужаки, и мы гордимся этим.

Если же говорить о сходствах между язычеством классическим и современным, то здесь уместно указать на очевидный факт. Язычество - не только комплекс верований, это и переплетенное с ними мировоззрение племени и этноса, этнорелигиозный комплекс. Языческие религии роднит общая основа обожествления природы, культа плодородия и тщательно проработанных ритуалов. Древним культурам, по отношению к которым применяют термин «язычество», была присуща мифологическая форма мышления и мировоззрения. В ней соединялись религиозный, познавательный, нравственный,

эстетический и др. виды опыта, отражалась связь между человеком и природой, между человеком и общиной. Подобный синтез, во всяком случае, определенные попытки такового, осуществляются в подавляющем большинстве неоязыческих общин.

Важно еще и то, что многие элементы язычества в снятом виде вошли в содержание христианской обрядности. Так, архаическая семантика аграрных культов и ритуалов весеннего пробуждения природы переосмысливается в виде Пасхи, в структуру обрядности которой вводится ритуальное поедание окрашенного яйца (красный цвет -цвет крови - традиционно использовался как знак жизни для окрашивания лба раненых, рожениц и новорожденных с целью обратить их к жизни; яйцо же выступает как исконный символ космогенеза). Типичный для язычества аграрный праздник сбора плодов стал отмечаться как день Преображения Господня - Яблочный Спас. Разумеется, все это послужило отличной базой для распространения неоязычества. Интерес к дохристианской культуре основывался, кроме того, на различных научных и научно-популярных публикациях, среди которых первое место занимают «Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси» академика Б. А. Рыбакова .

Термин «неоязычество» возник в конце XIX в. Авторство его точно установить, вероятнее всего, не удастся. Впрочем, есть несколько претендентов

Одним из них является, как это ни парадоксально, знаменитый американский ученый и психолог религии У. Джемс. Так, в одном из писем, датированных 5 апреля 1868 г., он пишет: «Есть и такие люди, которые готовы кричать от счастья и вопить во весь голос, если бы кто-то отправил их во времена Древней Греции, и они, я думаю, есть нео-язычники (neo-pagans) и поклонники Эллады сегодня» . Примерно в то же время англий-

ский поэт и критик Джон Аддингтон Симондс в книге «Возрождение в Италии» в 1877 г. упоминает

о «неоязыческом (neopagan) импульсе классического Возрождения» . Наконец, ирландский историк и политик Джастин Маккарти в своей работе «История нашего времени», увидевшей свет в 1880 г., при описании некоего политического деятеля утверждает, что голова того была занята «... эстетством, неоязычеством (neo-paganism) и прочими подобными фантазиями» .

В середине XX в., вместе с распространением в США различных движений, относимых сейчас к т.н. «Новому Веку» (New Age), в различных контекстах стали появляться термины «pagan» и «neopagan». Впервые их употребили неизвестные члены «Ассоциации Изучения Ведьмовства» в анонимных изданиях 1964 и 1965 гг. Более широким использованием и популяризацией этих определений, по всей видимости, мы обязаны Оберону Зелл-Рейвенхарту, сооснователю «Первой Неоязыческой Церкви Всех Миров» . С 1967 г. он стал выпускать журнал «Зеленое яйцо» , в котором активно употреблял и тот и другой термин. С середины 70-х гг. термин «неоязычество» активно стал использоваться и англоговорящими (в первую очередь, американскими) академическими кругами, в основном для выделения из всего огромного комплекса НРД тех верований, которые исповедуют пантеизм и обожествляют природу, либо же занимаются реконструкцией различных аспектов реального исторического политеизма.

Для того, чтобы отмежеваться от «общего» неоязычества и других направлений своей религии, в середине 90-х гг. некоторые последователи германского неоязычества стали использовать самоназвания «Heathenism» (старо-англ. Нжреп, нехристианская вера) и «Theodism» (старо-англ. Юйо^с Gelйafa, вера племени). Впрочем, дальше неоязыческих кругов эти термины не вышли.

В настоящее время иногда употребляется термин «contemporary Paganism» («современное язычество»), под которым понимается все новые политеистические религиозные движения, - термин принадлежит авторскому коллективу международного журнала исследований язычества «Гранатовое дерево» .

Рядом с «неоязычеством» в работах американских и британских исследователей употребляются схожие понятия «nature religion» (или «nature wor-ship» - поклонение природе) в более широком смысле, как объединяющий ряд движений краеугольный камень, «native religion» или «folk religion» («естественная» или «народная» религия) «ethnic religion» («этническая религия»), и др. Впрочем, нет никакой

нужды пояснять, в чем состоит отличие данных понятий, давно известных и в отечественном религиоведении, от неоязычества - следует оставить смешение этих дефиниций на совести непрофессиональных переводчиков. Увы, подобные неточности вызывают размывание в определении сути того или иного мировоззренческо-религиозного течения.

В среде славянских неоязычников широко распространен термин «родноверие». Термин «родная вера» в России впервые использован в июне 1998 г. В. Казаковым (Калужская Славянская Община), в докладе на первом конгрессе WCER в Вильнюсе от одного из первых родноверческих объединений

ССО СРВ («Союз славянских общин славянской родной веры»). В 2001 г. И. Черкасов («волхв Велеслав», Москва, община «Родолюбие», объединение «Велесов круг») перефразировал термин «родная вера» в более четкое определение - «род-новерие», который быстро стал общеупотребимым в контексте обозначения славянских неоязычников. Интересно, что родноверие, по мнению создателей «Битцевского обращения», декларации основных положений идеологии неоязыческого объединения КЯТ, составляет одну из ветвей «родственных по духу» родоплеменных природных мировоззрений индоевропейских народов. Именно отнесение «род-новерия» к разряду индоевропейских верований дает возможность и в декларации своей веры, и в ее реконструкции апеллировать к древней религии Вед как корням славянской Традиции и именовать свою веру «ведической». Отсюда происходит открытость родноверов языческим представлениям других индоевропейских народов . Именно родноверие стало самым распространенным неоязыческим движением в России, однако из нескольких сотен общин официально зарегистрировано лишь 8 .

Так же, как и в русском, в украинском неоязычестве существует два основных направления: нео-религия на основе родноверия - РУН-в1ра (зарегистрировано 49 общин), Ладовіра, Ягновіра; и традиционное родноверие: Объединение Родноверов Украины (22 общины), Собор Родной Украинской Веры (12 общин) и др.

Зарубежное неоязычество имеет множество различных форм - от квазикельтской Викки и скандинавского Асатру до «Неоязыческой Церкви Всех Миров» и глобальных экологических движений. Множество западных неоязыческих общин выпускают и распространяют различную печатную продукцию, будь то брошюры, журналы или книги, и теоретики этих общин имеют возможность широкого освещения своих воззрений. Многие неоязычники одновременно являются преподавателями различных колледжей и университетов, где имеют

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ

удобные возможности для распространения и популяризации своих взглядов. Ведутся дискуссии относительно разделения неоязычества на два направления: «ранние» неоязычники первой половины XX в. (к примеру, Дж. Гарднер или А. Уоткинс) и поздние реконструкторы язычества конца XX в. (общины «Асатру», родноверы и т.д.).

Один из главных парадоксов неоязычества заключается в том, что данное явление распространяется отнюдь не по классическому канону любой религии (начальный этап, впоследствии сакрали-зируемый; создание “символа веры” и основных теоретических выкладок; популяризация таковых в массах; распространение и, наконец, формирование церкви со всеми атрибутами). Наоборот, можно говорить о том, как массовая популярность идей мифологического характера обусловила потребность в создании некоего подобия религиозного сознания и культа.

Явление неоязычества весьма значимо для современности. Сравнивая неоязыческие концепции на постсоветском пространстве и в дальнем зарубежье, можно обнаружить, что идейное содержание неоязы-ческих доктрин зиждется на ряде схожих идеологем: единства с природой, ощущения себя как часть Сущего, экологизма и толерантности. Ритуальные практики всех этих течений основаны на идентичных способах применения магии, эзотерических знаний и эклектичных техник (медитации, обратной энергетической связи, применении кристаллов, кармических методов, ченнелинга и т.д.).

Адепты ряда неоязыческих общин в своем стремлении к глобальному объединению через единство верований исповедуют абсолютную несопротивленческую толерантность, моральноэтическую всеядность, что, по существу, превращает их в десоциализированную покорную массу, увлеченную в ирреальное пространство. Представители неоязычества регулярно участвуют

в экологических и историко-культурных мероприятиях. Немаловажными являются реконструкция и возрождение традиционных лекарских секретов и методик, использование народной медицины и природных лекарств.

Эти характерные признаки неоязыческих верований фактически интегрирует их в глобальное движение «Нового Века» - «New Age», однако, существуют и свои существенные отличия.

В целом же феномен неоязычества еще мало изучен и зачастую находится в поле зрения не науки, а газетно-журнальной публицистики. В отечественном религиоведении до сих пор не существует целостного и четкого представления об истоках и особенностях детерминации неоязычества, факторах роста его популярности, связи с этнополитиче-скими процессами в обществе и т.д.

В настоящее время сложилась такая ситуация, когда по сути неоязычество представляет собой современную субкультуру, которая удовлетворяет потребности определенных кругов наших современников и исполняет значимые функции в современном обществе, в объемлющей культуре.

Необходимо продолжать анализировать методы и подходы в изучении неоязычества: от описания и анализа феномена, выявления в нем того, что выходит за собственно религиозные рамки, через рассмотрение общины, мировоззрения и его собственно религиозных аспектов, к описанию и анализу «практик», видов деятельности, ради которых, возможно, многие и приходят в таковую общину, к выявлению тех элементов субкультуры, которые притягательны для многих людей: отношение к традиции и социальной мобильности, повышению своего общественного статуса, материального положения, потребность в общении, которое способствует этой мобильности, в ритуальном оформлении жизненных событий, отношение к культуре и социальной действительности.

Примечания

1 Так, в работе Ф. Каротт указывается, что только в США существует от 3 до 5 млн. неоязычников. См.: Curott, Phyllis. The Book of Shadows: A Modern Woman"s Journey Into the Wisdom of Witchcraft and the Magic of the Goddess. 1999. P. 482.

Библиографический список

1. Балагушкин Е.Г., Квасанкова С.М. Новые религиозные движения и секты. М., 1993.

2. Гурко А.В. Новые религии в Республике Беларусь: генезис, эволюция, последователи, Минск, 2006.

3. Гайдуков А.В. Идеология и практика славянского неоязычества. СПб., 2000.

4. Куликов И. Новые религиозные организации России деструктивного, оккультного и неоязыческого характера. Том. 3. Неоязычество. Часть 1. М., 2000.

5. Русский языческий манифест. М., 1997.

6. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

7. Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1987.

8. Сперанский Н. Слово почитателям древней культуры. Троицк: Тровант, 1996.

9. Токарев С.А. Ранние формы религии. М., Политиздат, 1990.

10. Шнирельман В.А. Неоязычество и национализм: восточноевропейский ареал // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 114, М., 1998.

11. Adler M. Heretic"s Heart: A Journey Through Spirit and Revolution. Beacon Press, 1996.

12. Curott Ph. The Book of Shadows: A Modern Woman"s Journey Into the Wisdom of Witchcraft and the Magic of the Goddess. 1999.

13. McCarthy J. A history of our own times. 1880.

14. Oxford English Dictionary. Oxford University Press, 1989, vol. 6.

15. Symonds J.A. Renaissance in Italy. 1877.

16. Журнал «Зеленое яйцо» (www.greeneggzine.com).

17. Международный журнал исследований язычества «Гранатовое дерево» (www.equinoxjournals.com/POM).

18. Содружество природной веры «Славия» (www.slavya.ru). http://www.slavya.ru/docs/bitc_obr.htm

19. Портал «Религия и СМИ» (www.religare.ru). http://www.religare.ru/2_10557.html

20. Портал «Религия и СМИ» (www.religare.ru). http://www.religare.ru/2_36302.html

A.B. YARTSEV CONTEMPRORARY NEOPAGANISM: TO THE QUESTION OF ORIGIN OF THE CONCEPT

This article discusses the history of the emergence and spread of the term “neo-paganism” abroad and in Russia. Article considers the main definition of the term “neo-paganism,” reveals fundamental similarities and differences between neo-pagan communities.

Key words: neo-paganism, paganism, rodnoverie, New Age.

Доклад Александра Дворкина на Восьмой встрече межправославного совещания центров по изучению новых религиозных движений и тоталитарных сект", 17 - 20 сентября 2015, Оточец, Словения...

Общие сведения

Неоязычеством мы называем новые или реконструированные языческие учения и псевдодуховные практики, тип новых религиозных движений. Идеологи и последователи неоязычества, как правило, не скрывают современную природу своих учений, хотя и возводят их основы к традициям, корни которых якобы уходят в глубокую древность. Большая часть языческих новообразований возникает на почве идеологии современного неоязыческого оккультного движения “New Age”("Новая эра").

Неозычество может проявляться в разных формах – например псевдоиндуистские или псевдобуддийские новообразования; оккультные системы, построенные на вере во множество персонифицированных или, по меньшей мере, самостоятельно действующих природных сил; неошаманизм; культы псевдонародных целителей и т. д. Можно и нужно говорить о языческой основе таких многочисленных и известных тоталитарных сект как "Свидетели Иеговы" и мормоны.

Но, наверное, самые популярные виды неоязычества в России это славянский нативизм (родноверие) – попытки реконструкции дохристианских языческих верований древних славян на основе немногих исторических сведений и собственных представлений с заимствованием из учений и обрядов политеистических верований других народов и современного оккультизма. Параллельно с славянским нативизмом в России существует с большим (хотя не с безусловным) основанием претендующая на преемственность языческая традиция, бытующая среди некоторых представителей народов Сибири и Поволжья (удмуртская мифология, марийская традиционная религия, якутское язычество и т. д.).

К возрожденным этническим религиям относят себя также Асатру (германское неоязычество), Викка, позиционирующая себя как имеющая кельтские корни (западная неоязыческая религия, основанная на ведьмовстве вместе с почитанием природы), прибалтийское неоязычество, греческий нативизм, религия солнцепоклонников. Сюда может быть отнесен и алтайский бурханизм.

На Украине особую популярность приобрело неоязыческое движение "Рун-вира". По сути, оно является идеологическим знаменем нового украинского национализма. Точно также в свое время арийское неоязычество использовалось в нацистской Германии. Движение зародилось в украинской диаспоре Канады и США. Первая община была зарегистрирована в 1966 году в Чикаго. Штаб-квартира движения и сегодня находится отнюдь не на Украине, а в городе Спринг Глен штата Нью-Йорк. Дочерью одного из ведущих активистстов движения, являлась, в частности, родившаяся в США Катерина Чумаченко, будущая супруга первого майданного лидера Виктора Ющенко.

Виды неоязычества

1) Народно-бытовое язычество. Преобладает в сельской местности и составляет набор суеверий (вера в приметы, гадания и оккультно-магическое воздействие (сглаз, порча, приговор) и упрощенный набор представлений о потустороннем мире. Оно зачастую переплетается с мировоззрением той религии, которая традиционна для данной местности, будь то ислам или православие, но может и включаться как органичная составляющая в местный этнический культ.

2) Этническое язычество. Политеистические культы, имеющие глубокие исторические корни. Их отличительной чертой являются автохтонность и цельность мировоззрения. Таковыми, к примеру, являлись шаманистские культы коренных народов Сибири и Дальнего Востока. Практикующие их сегодня представители этих народов, несомненно, включают в них элементы реконструкции, но, по всей видимости в меньшем объеме, чем нативисты славянские.

3) Экологическое языческое течение. Организациям, входящим в данную ветвь, присуще оккультное, синкретическое, квазиэтническое политеистическое мировоззрение с идеологией экологизма. К таковым относятся общины, входящие в "Круг языческой традиции".

4) Националистическое течение. Включает религиозные и политические организации, имеющие синкретическое, квазиэтническое политеистическое мировоззрение с идеологией национализма: "Союз славянских общин", "Древлеправославная церковь инглингов", "Партия духовного ведического социализма", "Русское национально-освободительное движение", "Русская трудовая партия России", "Движение”К Богодержавию”" генерала Петрова, "Союз сотворцов Святой Руси" Леонида Маслова и т. д.

5) Молодежная массовая культура. Проводником неоязычества является рок-музыка, пропагандирующая национализм, расизм, культ силы и откровенный сатанизм. Появляются изначально связанные с оккультизмом стили, такие как ambient, dark wave electronic, trance music.

6) "Авторские" неоязыческие культы , такие как "Звенящие кедры России" (Анастасия), "Тропа Троянова" (она же "Академия самопознания") Александра Шевцова, привлекающая людей "возрождением" народных промыслов, педагогический культ "Школа Щетинина", "Бажовцы", "ДЭИР", и т. д.

7) "Целительские" неоязыческие культы , самым известным (но далеко не единственным) из которых является культ Порфирия Иванова.

8) Псевдоиндуистские и псевдобуддийские культы.

Статистика

Согласно статистическим данным, собранным фондом "Общественное мнение" совместно с исследовательской службой "Среда" в рамках проекта "Арена" (Атлас религий и национальностей России), представленным 16 января 2013 года, язычниками ("Исповедую традиционную религию предков, поклоняюсь богам и силам природы") себя назвали 1,5 % россиян. Но нужно подчеркнуть, что в это число вошли только представители нативистского крыла неоязычества, которыми весь феномен неоязычества далеко не исчерпывается.

Лиц, активно участвующих в группировках и ритуалах, сравнительно мало – несколько тысяч человек. Однако лиц, сочувствующих неоязыческим культам, тех, кто без серьезной мировоззренческой позиции идентифицирует себя с язычеством и иногда использует соответствующую атрибутику – существенно больше (как минимум, сотни тысяч человек).

Основные причины распространения неоязычества

1) Интерес к национальной культуре в сочетании с поверхностным образованием. На фоне тенденции к стиранию национальных различий и формированию космополитической масскультуры возникает возвратное движение, признаком которого является интерес к "этническому", к "национальным мотивам". Способствует распространению таких взглядов и появление на телеэкране сомнительных с исторической точки зрения художественных фильмов и программ ("Детство Ратибора", "Русь изначальная" и прочие). Яркий пример пропаганды неоязычества на большом экране – современный художественный фильм "Евпатий Коловрат". Это дехристианизированный пересказ "Повести о разорении Рязани Батыем" о событиях 1237 года. По замыслу режиссера, воевода Евпатий, погибший в неравной битве с монголами, предстает в героическом образе могучего язычника (на самом деле он был православным христианином). Становление личности Евпатия напрямую связывается с языческим радением Перуну, с подробного описания которого начинается фильм.

2) Политизированность неоязычества. Неудача создания влиятельной общественной силы на основе Православия заставляет националистически настроенных людей искать основу для политической деятельности в иных идеях. Их интерес к неоязычеству опирается на тезисы о том, что христианство - заимствованная и к тому же "еврейская" религия, нанесшая удар по духовной культуре Древней Руси. Многие предпочитают язычество Православию по причине того, что являются последовательными националистами и антисемитами.

3) Тесная связь неоязычества с оккультизмом, магией и "народным целительством". Крайне популярны в широких народных массах сообщения астрологов, советы "русских колдунов", "русских народных целителей".

4) Противопоставление этики неоязычества христианским заповедям. Обличение христианства как якобы религии рабов, суть которой – "в учении о греховности человека, необходимости смирения и страха Божия". Само выражение "раб Божий", по мнению нативистов, унижает человека; они именуют себя "внуками божьими".

5) Росту интереса к неоязычеству способствует и получивший распространение культ физической силы и красоты человеческого тела. Как результат – изобретение "древнерусских ратоборств". Создатель якобы открытой им древней, но забытой "славяно-горицкой борьбы" Александр Белов (Селидор) – не только тренер, но и автор ряда программных статей по русскому неоязычеству, он является лидером организации "Русское воинское сословие".

6) Экологические проблемы. По мнению идеологов неоязычества, причины экологического кризиса связаны с христианской идеей господства над природой. В связи с этим, предлагается пересмотреть христианские верования и заменить их язычеством, в основе которого лежит поклонение природе.

Сферы влияния

Неоязыческие настроения распространены cpeди спортивных болельщиков, сотрудников среднего звена силовых структур. Есть свидетельства о наличии групп неоязычников в спецподразделениях "Альфа" и "Вымпел".

Неоязычники в силовых структурах склоняют колеблющихся военнослужаших к присоединению к их общинам. Последнее возможно, в том числе, на фоне национального единства определенных групп (кавказцы) внутри вооруженных сил и силовых структур. Существуют также неоязыческие группы среди заключенных. Языческое движение в России организуется, помимо прочего, вокруг спортивных клубов единоборств.

Неоязыческое движение пополняется за счет патриотически настроенных людей в условиях поиска ими своей идентичности в условиях морального и экономического кризиса. В то же время, интересу к язычеству подвержены как люди с плавающей идентичностью, так и пассионарии, ищущие свои корни, а кроме того люди, озабоченные проблемой экологии и "естественных" способов сохранения здоровья.

Неоязычество глазами секулярных лидеров общественного мнения

Некоторые медийные персонажи положительно отзываются о язычестве или даже заявляют, что стали язычниками:

Известный режиссер Андрей Кончаловский пишет в статье, опубликованной в апреле 2013 года в "Российской газете": "Эта языческая "пассионарность" русского народа особенно ярко проявилась в октябре 1917 года. "Большой" русский народ вышел на историческую сцену и сразу продемонстрировал возвращение к варварской цивилизации. Большевизм и расцвел как месть русского "большого" народа-язычника "малому" европейскому, стоящему у власти".

Одна из недавних книг известного писателя-сатирика Михаила Задорнова называется "Язычник эпохи Водолея" (эпоха Водолея – "время, когда человечество вернет свои сакральные знания, обретет высших учителей и встанет на новую ступеньку духовного развития, а каждый представитель его уподобится богу"). Помимо постоянного обращения в своих сценических выступлениях к вымышленной истории древних славян, М.Н. Задорнов заявлял, что хочет уйти с эстрады и стать жрецом. Передачи Задорнова регулярно транслируются некоторыми телеканалами "второго плана" и имеют массовую аудиторию.

***

• Вещий Олег. Потерянный Задорнов - иерей Николай Сушков
• "Вещий Олег" Михаила Задорнова - два часа лжи и мракобесия. Часть первая - OldBotanik
• "Вещий Олег" Михаила Задорнова - два часа лжи и мракобесия. Часть вторая - OldBotanik
• "Вещий Олег" Михаила Задорнова - два часа лжи и мракобесия. Часть третья - OldBotanik

***

Заслуженный мастер спорта России, регулярный чемпион мира по боксу в тяжёлом весе Александр Поветкин увлекается язычеством. Он заявил: "Как-то утром я проснулся, включил телевизор, а там шел мультик "Детство Ратибора". Он меня очень зацепил. После этого посмотрел фильм "Русь изначальная". <…> Мне и по совести, и по духу ближе то, что было до христианства. То, что было в Киевской Руси. Поэтому я язычник. Я русский славянин. Я воин – мой бог Перун. Природа – наш храм. Не тот, который люди создавали. А то, что создано природой. Самое главное у язычника – жить в гармонии с природой. Поэтому мне особенно неприятно наблюдать за тем, как ее сейчас уничтожают. Я просто придерживаюсь образа жизни, который был у наших предков. На левом плече – звезда Руси. А на ладони рунами написано "За Русь". Еще на груди я ношу Секиру Перуна. Крестик я не ношу" (из расширенного интервью интернет журналу Sports.ru от 29 января 2014 года).

Бывший губернатор Алтайского края (ныне покойный) известный сатирик Михаил Евдокимов и популярный актер Александр Михайлов открыто пропагандировали неоязыческую секту Анастасии.

Позицию государственной власти в отношении представителей неоязыческих культов можно охарактеризовать как примирительную. Делаются кулуарные призывы к сосуществованию с адептами указанных культов, заявления о том, что нельзя создавать "образ врага из язычников". Некоторые региональные политики и административные структуры в своих регионах оказывают неоязычникам скрытую или даже явную поддержку.

Богословская полемика с язычеством пока еще недостаточно развита, в то время как большинство аргументов лиц, симпатизирующих язычникам, опровергаются обращением к церковным догматам и фактам истории, а то и просто к здравому смыслу.

Аргументы в полемике с неоязычеством

1. Нативизм зародился в 60-е годы ХХ века в Англии и Франции – это вовсе не древняя традиция славян. Это западный проект, который ведет к разрушению общественных связей изнутри, противопоставляя одни подгруппы "волхвов" другим.

2. Язычество никогда не существовало как сплоченная община. Сообщества язычников всегда дробились на более мелкие части по причине амбиций вождей. В истории можно видеть ряд попыток создать сплоченное государство на основе возроженных или реформированных и унифицированных языческих верований – все они не увенчались успехом (примеры – византийский император Юлиан Отступник, князь Владимир до принятия Православия). Анархия и нравственный индифферентизм – конечные стадии развития в обществе языческих течений.

3. Многие популярные языческие символы корнями уходят не в глубокую древность , а являются или калькой с популярных индуистских изображений, или вообще изобретением художников XIX-ХХ веков (например, "коловрат" появился в 1923 году благодаря гравюре польского художника Станислава Якубовского).

4. Неоязычество представляет собой плодородную почву для "майданных" настроений. Столкновение националистов-язычников с мусульманами и кавказцами может стать эффективным детонатором для дестабилизации общества и революции. "Русский марш" в некоторых вариантах уже контролируется неоязычниками. На месте спиленного активисткой Femen Поклонного креста в Киеве сейчас стоит идол Перуна.

5. Активные представители неоязычества предпринимают шаги по приобретению огнестрельного оружия. Контрабанда идет с Украины, Кавказа. Также среди неоязычников большое число фактов предательства своей страны. Например, многие из них переходят на сторону радикальных фашиствующих украинских националистов. Более того, отечественным нативистам гораздо ближе любой из зарубежных нативистов, чем их православный соотечественник.

6. Развитие неоязычества в российском обществе фактически направлено на выполнение директивы Адольфа Гитлера по уничтожению России , данной Генриху Гиммлеру в отношении реализации Генерального плана "Ост": "В каждой русской деревне, городе, поселке должен быть свой культ, свое божество, своя вера. … Нельзя допустить, чтобы они изучали философию и свою историю, христианство, летописи".

7. Официальная идеология гитлеровской Германии открыто базировалась на оккультизме и неоязыческих культах. Заключенный 28 июня 1919 года в результате Первой Мировой войны Версальский мирный договор, определявший политический и экономический разгром Германии, привел немецкий народ в беспрецедентно унизительное положение. В угнетенное сознание немцев оппозиционерами была заложена мечта о национальном возрождении новым путем. Традиционные христианские институты отождествлялись с капитуляцией в Первой Мировой войне. Решающим фактором возрождения могущества было признано обращение Германии в неоязычество. Свастика как иной, языческий крест, знак победы и удачи, связанный с культом солнца и огня, противопоставлялась христианскому кресту как символу унижения, достойного "недочеловеков". Под конец гитлеровского режима осуществлялись организуемые сверху попытки заменить и вытеснить христианские Таинства неоязыческой обрядностью, праздник Рождества Христова - праздником зимнего солнцеворота.

В массовых мероприятиях и закрытых торжествах нацистов всегда присутствовал языческий контекст. В Германии в 1935-1945 годах активно действовала организация "Ahnenerbe" ("Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков"), созданная для изучения традиций, истории и наследия германской расы с целью оккультно-идеологического обеспечения функционирования государственного аппарата Третьего рейха. Именно из языческой основы гитлеровской Германии выросла тема национального унижения неарийского населения Земли.

Таким образом можно сделать вывод, что современный российский нативизм идет по стопам Адольфа Гитлера.

Александр Дворкин