Дизайн

Словарь личных имен петровского. Книга: Н

Обновлено 21.08.2015 16:11

Петровский Никандр Александрович (1891 - 1968)

Родился в г. Усть-Каменогорске 16 сентября 1891. Его отец был писарем в казахских волостях, мать - из семьи казака Сибирского казачьего войска. В детские годы Никандр Петровский учился в Усть-Каменогорском городском училище вместе с ныне известными писателями Е.Н.Пермитиным и А.М. Волковым, но за "революционные настроения" был исключен из 6 класса.

В 1913 году вместе с Е.Н. Пермитиным он выдержал экстерном экзамен на звание учителя начальной школы.
Никандр Александрович принимал участие в Первой мировой и Гражданской войнах. После их окончания работал учителем на Украине. В 1927 году Петровский поступил на литературно- лингвистическое отделение Ярославского педагогического института, которое закончил в 1930 году. Но полученного образования ему оказалось мало и он поступает в Ташкентский медицинский институт, который заканчивает в 1940 году.

Все последующие годы, вплоть до ухода в 1957 году на пенсию, Никандр Александрович работал врачом и учителем сначала в Средней Азии, а затем в Восточном Казахстане.

Еще в молодости Никандр Александрович увлекся языкознанием - собирал новые русские слова. А с 1947 года и до конца своей жизни, он собирал сведения о русских личных именах и фамилиях, и их происхождении. В этом ему помогло знание иностранных языков и многочисленные добровольные помощники со всего света. Петровский вел огромную переписку с научными учреждениями, редакциями газет и журналов, учеными, писателями, филологами, любителями русской словесности. Среди его корреспондентов были учителя, врачи, геологи, инженеры, студенты и ученые, в том числе, видные языковеды - Реформатский, Успенский.

"Словарь русских личных имен" был издан в 1967 году стотысячным тиражом в издательстве "Советская энциклопедия". В его основу легли около 45 тысяч карточек с личными именами. Его основной целью было зафиксировать имена широко употребляемые в русских семьях в наше время, как собственно русских, так и заимствованных из других языков, показать, какие старые имена дошли до наших дней и как они изменились со временем. Цель была достигнута, словарь быстро разошелся и получил широкое признание у читателей.

Умер Никандр Александрович Петровский 8 января 1968 года. После его смерти остался большой личный архив. В 1975 году после многолетней переписки с родственниками архив исследователя был возвращен и передан на хранение в государственный архив Восточно-Казахстанской области.

Литература:

Вологодская Г. Тайна имени: [О составителе словаря имен,ученом-лингвисте из г.Усть-Каменогорска Н.А.Петровском]// Казахстанская правда.- 1999.-30 апр.

С чего начинается исследование биографии творческой личности? Прежде всего со знакомства с плодами ее творчества, т. к. именно в них реализуется творческий потенциал автора, его внутренний мир. На втором месте – письма. В процессе работы приходится постоянно обращаться к кому-то с просьбами сообщить сведения об интересующем человеке. Работа биографа сопряжена с разными эмоциями. Немало здесь разочарования, недоумения, временами отчаяния, но бывают и действительно радостные минуты, когда получаешь ответ, ожидаемый не один год. Все это есть и было и в моей практике биографа Никандра Александровича Петровского, которого в свое время газетчики метко окрестили собирателем имен. Вот об этом человеке пойдет речь.

Автор выражает глубокую признательность Государственному архиву Восточно-Казахстанской области (Усть-Каменогорск) и лично ее директору О. Г. Поляковой, а также архиву Ярославского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского за присланные копии документов с биографическими сведениями о Н. А. Петровском.
Мое знакомство со словарем Петровского

Обложка 1-го издания словаря Н. А. Петровского

Мое первое знакомство со словарем Н. А. Петровского состоялось в конце 1970--х гг. Я тогда учился то ли на первом, то ли на втором курсе алматинского иняза. И однажды заглянул в читальный зал для научных работников, чтобы выяснить этимологию своего имени – Алоис. Почему мне его дали, я, знал еще с дошкольных лет: в честь погибшего в 1945 г. чешского коммуниста Алоиса Микулы, с которым мой отец познакомился во время войны в концлагере Терезин. А вот значение слова, лежащего в основе имени, не знал.

Захожу в читальный зал и спрашиваю у сотрудницы: «У вас есть словари личных имен?» – «Да, конечно. Вон на том стеллаже». И одним из них оказался словарь Петровского. Открываю его, листаю, но своего имени не нахожу, в очередной раз убеждаясь в его редкости в русской среде. Вот так состоялось мое знакомство со словарем. Тогда же, любопытства ради, просмотрел на выбор этимологии некоторых привычных русских имен.

Позже я всерьез занялся изучением собственных имен. На втором курсе наша преподавательница практики устной речи и одновременно куратор группы Лидия Алексеевна Скопинцева предложила мне подготовить доклад для выступления на студенческой научной конференции. Мы в то время читали и «прорабатывали» роман Эрвина Штриттматера «Тинко». В нем было много авторских слов-неологизмов. Вот их-то Л. А. Скопинцева мне посоветовала выписать из произведения и на их основе подготовить выступление. Среди примеров было много прозвищ. Поэтому пришлось искать и читать литературу по прозвищам. Первым научным сборником, попавшим в мои руки, была книга «Имя нарицательное и собственное». А нашел я ее в букинистическом магазине. В ней была статья Н. Н. Ушакова, посвященная прозвищам. Поэтому я, не раздумывая, купил книгу. С этого времени у меня и возник устойчивый интерес к антропонимике.

С 1986 г. я приступил к сбору материала по антропонимике казахстанских немцев. Эта работа вылилась в словарь личных имен советских немцев, изданный в 1990 г. в Алматы. В процессе работы я постоянно пользовался словарем Петровского, позаимствовав оттуда многие этимологические объяснения.

В то время в моей личной библиотеке словаря Петровского еще не было. Работал с ним в публичных библиотеках. Попытки отыскать словарь в букинисте были тщетны. Помню, в те годы я составил список «Разыскиваемых книг» по ономастике, который оставил в букинисте на тот случай, чтобы мне сообщили, если какая-то интересующая работа у них объявится. В этот список включил и словарь Петровского. Но народ, похоже, не собирался нести свои экземпляры в букинист.

А где-то в начале 90-х решил действовать иначе. В то время в Алма-Ате начала выходить газета «Караван» с огромным числом частных объявлений коммерческого характера. В газете появлялись и объявления о продаже книг из личных библиотек. Я периодически звонил по указанным телефонам, спрашивая, нет ли «Словаря личных имен» Петровского. И вот однажды мне повезло. Одна женщина сказала, что у ней эта книга есть, и она ее мне может продать. Мы договорились о том, что я заеду за книгой к ней на работу.

Как сейчас помню тот день. Было пасмурно. Правда, не помню, какое время года было – то ли поздняя осень, то ли ранняя весна. Ехать пришлось практически на окраину, где располагался противочумный институт, в котором та женщина трудилась. Купив книгу, я вез ее домой как очень драгоценную находку. В ней я обнаружил на чистых листах два небольших списка имен – женских (Оксана, Инга, Зара…) и мужских (Богдан, Антон, Денис…). Очевидно, они были выписаны тогда, когда предыдущий обладатель книги выбирал имена – то ли для детей, то ли для внуков. Так на моей книжной полке среди литературы по ономастике занял свое место словарь Петровского.

Потом в букинисте мне попалось третье издание словаря (я его тоже купил). А в конце 90-х обнаружил добротное пятое издание, выпущенное московским издательством «Русские словари» в 1996 г. В то время в России началась волна переизданий литературы. Причем, если автора уже не было в живых, то, как правило, помещался его портрет и биографический очерк о нем. Ничего подобного в очередном издании словаря Петровского я не нашел. Возможно, это обстоятельство и явилось своеобразным толчком к принятию мною решения исследовать биографию Петровского. Хотя были и другие причины. Я в то время стал ощущать некое «родство» душ с личностью Петровского: меня, как и его, стал привлекать в основном лексикографический аспект антропонимов, возникло желание самому составить справочник русских личных имен.

Кроме того, захотелось написать о Петровском еще и потому, что он был моим земляком – жил и создавал свой словарь на казахстанской земле, в городе Усть-Каменогорске. Я и сейчас испытываю гордость за то, что первый научный словарь русских личных имен в СССР был составлен не в перенасыщенных научными кадрами, идеями и книгами Москве, Ленинграде или Киеве, а в далекой провинции, на границе Казахстана и Сибири. А еще хотелось понять, как другие люди «приходят» в науку об именах.
Краткая предыстория развития русской антропонимической лексикографии

Обложка словаря М. Морошкина
В то время, когда Н. А. Петровский приступил к сбору материала для своего словаря, отечественная антропонимика находилась в «младенческом» возрасте. Количество работ на тему «антропонимика» можно было пересчитать по пальцам, как и количество исследователей в этой области: две статьи А. М. Селищева, да несколько работ популярного характера писателя Л. Успенского. Еще известный историк С. Б. Веселовский накапливал материал для словаря древнерусских имен, прозвищ, фамилий, но он увидел свет лишь в 1974 г. Были еще дореволюционные труды: словари М. Морошкина, Н. И. Тупикова, но это скорее исторические, чем лингвистические словари.

Были еще православные календари, издававшиеся на каждый год, в которых содержится алфавитный указатель имен святых с указанием языка-источника основы и перевода ее на русский язык. Но они удовлетворяли лишь потребности священнослужителей и многие актуальные для населения вопросы – соотношение канонических (церковных) и неканонических форм имен, соотношение уменьшительно-ласкательных форм с полными формами имен и др. – оставляли без ответа. После 1917 г. в русский именослов вошло много имен, не связанных с православной традицией, сведения о которых можно было найти в основном в зарубежных словарях личных имен. Последние же широким слоям населения были недоступны. Таким образом, уже в первые послереволюционные годы возникла потребность в таком словаре личных имен, который бы давал сведения как о традиционных для православия именах, так и о новых заимствованиях, а также содержал бы разнообразную лингвистическую информацию о каждом имени. Впервые такая задача применительно к русскому языку попытался решить Н. А. Петровский.
Вехи биографии Петровского: период 1891–1920 гг.

Основные жизненные вехи Н. А. Петровского изложены им самим в нескольких автобиографиях, хранящихся в Восточно-Казахстанском областном архиве (г. Усть-Каменогорск).

Никандр Александрович Петровский родился 16 сентября (по новому стилю 30 сентября) 1891 г. в селе Прапорщиково близ г. Усть-Каменогорска (Восточный Казахстан). Это село основано в начале сороковых годов XVIII столетия как военное укрепление. До наших дней сохранилось название села, о происхождении которого существуют две легенды. По одной из них вверх по Иртышу шло судно, груженное хлебом, и на перекате близ нынешнего села налетело на подводный камень. Образовалась течь. Прапорщик, отвечающий за хлеб, кинулся к месту аварии, но быстрое течение сорвало его и он утонул. По другой легенде повествует, что на этой переката (шеверы) купался и утонул пьяный прапорщик. Недавно Прапорщиково включено в границы Усть-Каменогорска.

Отец Н. А. Петровского – Александр Владимирович Петровский – был волостным писарем в казахской волости. Мать – Анна Николаевна – дочь казака Сибирского казачьего войска.

Учился Н. А. Петровский в Усть-Каменогорске – одном из старейших городов Казахстана. Он основан в 1720 г. как крепость для защиты от набегов джунгар и расположен у места впадения в Иртыш бурной реки Ульба.

Так выглядел дореволюционный Усть-Каменогорск

В первой части трилогии «Жизнь Алексея Рокотова» известный писатель, уроженец Усть-Каменогорска Е. Н. Пермитин (1896–1971) ярко воскрешает дореволюционную жизнь этого городка.

Десятитысячное население города главным образом состояло из кустарей-ремесленников и землеробов-мещан. Удаленный от ближайшей железнодорожной станции на 50 километров, Усть-Утесовск с большим опозданием отзывался на все события, волновавшие страну.

Е. Н. Пермитин

В названии Усть-Утесовска легко угадывается Усть-Каменогорск. На улице Андреевской (ныне Головкова) стояло двухэтажное из красного кирпича здание, построенное в1881 году и увенчанное четырехугольной будкой, занимавшее почти квартал в центре города. Это – городское начальное училище. Старшеклассники в шутку называли его «Академией уездных наук», а себя – студентами, учителей – профессорами. С 1912 года оно было переименовано в Высшее городское училище со сроком обучения 6 лет. Но, как пишет Е. Н. Пермитин в «Жизни Алексея Рокотова», «пребывание в стенах городского училища у не особо ретивых второгодников растягивалось на добрый десяток лет. Многие верзилы давно уже брились, а сидели еще в пятом отделении. «Отмаявшись», некоторые в тот же год или уходили в солдаты, или женились».

Вот в этом училище довелось учиться не только Е. Н. Пермитину, но и Н. А. Петровскому, а также известному впоследствии писателю А. М. Волкову («Волшебник изумрудного города» и др.). Причем учились они одновременно, о чем счел нужным написать в своей автобиографии Петровский. С Волковым он был одногодком, и их связывала мальчишеская дружба. Журналист Адриан Розанов в одном из очерков описал эпизод этой дружбы. Саша (Волков) и Ника (Петровский) на окраине Усть-Каменогорска, в Долгой Деревне, соорудили «астрономическую обсерваторию»: разложили на донце бочки карту звездного неба и поставили керосиновую коптилку, которую не мог задуть ветер.

Почти прямо над головами мальчишек сиял ковш Большой Медведицы. Как известно, средняя звезда ручки этого великолепного «ковша» – двойная. Из двух звезд более яркая – Мицар. Ее свободно видит человек даже с неважным зрением. А для того чтобы рассмотреть вторую звездочку, Алькор, нужен острый глаз.
– Да вот же Алькор, гляди! – показывал Саша.
– Не вижу – и все, – огорчался Ника. Сгоряча он выхватил из бочки коптилку и поднял ее к небесам, чтобы получше осветить ускользающее светило. И тут же сообразил, что получилось смешно. Оба не раз хохотали, вспоминая этот случай».

О том, кто преподавал в училище, повествует Е. Н. Пермитин в своей трилогии. С любовью он вспоминает учителя истории Попова, который предстает в образе Клавдия Михайловича Дьяконова.

О широте и глубине знаний учителя говорили немало в Усть-Утесовске. Удивлялись, что он получает целые ворохи газет и журналов, тогда как остальные в редком случае выписывали «Ниву» или «Вестник знания». Живет на страницах романа и законоучитель Гагаев, в котором без труда угадывается реальное лицо – священник Дагаев. Учащиеся боялись и не любили его. Учителя и ученики представляли два враждующих лагеря: первые ставили увесистые единицы, вторые – изощрялись в хитроумных проделках, чтобы насолить нелюбимым в основной массе наставникам. Однажды кто-то из озорных «студентов» прибил калоши законоучителя к полу. «Залетевший в раздевалку Гагаев по обыкновению сорвал с вешалки шапку и доху и, стремительно всунув ноги в калоши, грохнулся во весь свой огромный рост с такой силой, что слетевшая с головы бобровая его шапка покатилась по лестнице... Что было с Гагаевым?!

Однако Петровскому не удалось доучиться до конца курса. В 1908 г. его исключают из городского училища за «вольнодумство» (формулировка инспектора училища). В чем конкретно выразилось это «вольнодумство», Петровский не раскрывает. В других вариантах автобиографии вместо формулировки «вольнодумство» стоит другая – за «революционные настроения».

После нескольких лет скитания в 1913 году выдержал экстерном экзамены на звание учителя начального училища и был направлен на работу в Змеиногорский уезд Томской губернии (из автобиографии Петровского).

В том же 1913 г. в городском училище успешно выдержал экзамен на звание учителя сельской школы и 17-летний Ефим Пермитин. Вот как он описал те дни в «Жизни Алексея Рокотова».

В тот год экзамен за семинарию держали двадцать три человека. Большинство были люди серьезные, многие уже женатые. Они без дипломов, на пониженных окладах, учительствовали в казачьих поселковых школах – хорошо знали почем фунт лиха и страстно мечтали получит права.
<...>Ко второму экзамену допустили только Алешу Рокотова и Григория Сурова – бородача с печальными глазами. К финишу они тоже пришли «ухо в ухо» Вскоре объявили: «Выдержали».

Возможно, прототипом Григория Сурова был Никандр Петровский.

В Змеиногорском уезде Никандр Петровский прожил недолго. Вскоре он перевелся в Усть-Каменогорскую сельскохозяйственную школу, где проработал до 1916 г.

Страна в те годы уже была втянута в кровавую бойню Первой мировой. И в 1916 г. Петровского мобилизуют в армию. Об этом отрезке жизни будущего составителя словаря русских имен известно мало. Сам Петровский писал, что побывал на фронте и в 1918 г. был демобилизован уже из Красной Армии в звании старшего военного писаря. Затем – возвращение в Усть-Каменогорск, на прежнюю должность преподавателя школы.
На Украине

В 1920 г. в жизни Петровского произошел резкий поворот – он переезжает на Украину, где до 1927 г. живет в Белоцерковском уезде и работает в школах – учителем, заведующим. Вчитаемся в строки удостоверения Фастовского отдела народного образования УССР от 1924 г., характеризующие работу Петровского. В с. Волице он заведовал волостной библиотекой, работа которой им была поставлена образцово и привлекала массу селян. Здесь же организовал школу по ликвидации неграмотности и заведовал ею (в начале апреля 1923 г. было выпущено более 100 учащихся).

Село Волица в наши дни (фото из Интернета)

В школе Петровский преподавал также политграмоту, руководил двумя кружками при Волицком Политпросвете – агитационно-лекционным и антирелигиозной пропаганды. Много работал среди молодежи сел Волицы и Дмитровки, организовал ячейку КСМУ – очевидно, Коммунистический Союз Молодежи Украины. И в конце удостоверения общий вывод: «Вообще т. Петровский был ценным и политически подготовленным политработником среди селянства».
Учеба в Ярославле

1927–1930 гг. был, пожалуй, одним из наиболее важных в жизни Петровского. В эти годы он учился в Ярославском педагогическом институте. Конечно, понятно стремление человека к повышению своего образованию. В данной же ситуации возникает закономерный вопрос: почему выбор Петровского пал именно на Ярославль, на город, который в его жизни и жизни его семьи до сей поры, казалось бы, не занимал никакого места. Достоверного ответа пока нет, но некоторые предположения на сей счет имеются.

А. М. Волков
Вернувшись в Усть-Каменогорск после демобилизации, Петровский, несомненно, продолжал поддерживать товарищеские отношения с другом детства Александром Волковым. Но затем их пути разошлись. Петровский, как отмечено выше, уехал на Украину, а Волкова судьба на несколько лет забросила в Ярославль. Здесь года три, до переезда в Москву в 1929 г., он проработал директором школы. Не потому ли Петровский выбрал в качестве места учебы Ярославль, что там уже находился его друг детства, который, между прочим, сам сдал экстерном экзамены на физико-математическом факультете того же педагогического института? Возможно, что это действительно так и было. Не исключено, что и сам Волков предложил Петровскому продолжить образование в Ярославле.

Точное время учебы Петровского в Ярославле: сентябрь 1927 – июнь 1930. Что из себя представлял в то время педагогический институт? До августа 1924 г. в этом поволжском городе существовал университет, в составе которого были три факультета – педагогический, медицинский и агрономический. Но декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР от 8 августа 1924 педагогический факультет Ярославского государственного университета был преобразован в педагогический институт, Два других факультета университета были закрыты.

В 20-х годах в Ярославском педагогическом институте было четыре отделения: общественно-экономическое (с географической секцией), естествознания, физико-техническое и лингвистическое (литературное). Здесь готовились преподаватели школ 2 ступени (5–9 классы). Вот в это учебное заведение и подал заявление уже 36-летний Петровский для зачисления на физико-техническое отделение. Для того чтобы стать студентом, надо было выдержать испытания (так тогда называли экзамены). Их было четыре – русский язык, математика, физика, обществоведение. Получив по всем предметам оценку «удовлетворительно», Петровский 27 августа 1927 г. был зачислен студентом 1-го курса. Однако меньше чем через месяц, 14 сентября, подает заявление о переводе на литературно-лингвистическое отделение. Эта просьба была удовлетворена.

Здания Ярославского педагогического института
(слева – бывшая женская гимназия, справа – бывшая духовная семинария)

Для понимания того, какую роль сыграли годы учебы Петровского в Ярославле на дальнейшее формирование его личности, необходимо немного рассказать о преподавательском составе педагогического института. В первые годы существования института преподавательский состав был сильным (из 58 работающих преподавателей 24 имели ученое звание профессора). Первым ректором института с 1924 по 1928 год был П. Н. Груздев (1889–1953), известный педагог, действительный член АПН РСФСР. В институте Груздев читал педагогику, а затем основы ленинизма. Он положил начало историко-революционному краеведению (еще не догматизированному), организовал работу по изучению исторических и историко-партийных документов. В 1928 г. он уехал в Москву.

С 1922 года работал профессор Б. С. Грезе, а затем он заведовал кафедрой биологии и сравнительной анатомии.

На кафедре ботаники в 20-е годы работали профессора Н. Ф. Слудский, Л. И. Моляков, доценты А. В. Жуковский, Н. И. Шаханин.

Профессор городской клинической больницы Н. С. Соловьев читал лекции по физиологии человека сначала в университете, а затем в пединституте. На протяжении 15 лет он был основным преподавателем кафедры.

Курс гигиены с 1924 по 1929 год читал известный санитарный врач города Г. И. Курочкин. С 1920 года в университете, а с 1924 года в пединституте работал врач-педиатр, известный деятель здравоохранения А. Ф. Опочинский. Он читал анатомию и физиологию детей.

С 1924 по 1930 год кафедру высшей математики возглавляла профессор Л. Н. Запольская – первая русская женщина-алгебраист, автор учебника по высшей алгебре, интересовавшаяся вопросами механики и астрономии. Запольская окончила Геттингенский университет, в Германии она стала доктором философии по разделу чистой математики, а в Москве профессором.

Ярославль (Ильинская площадь) на старинном фото

В 20-е годы в Ярославском педагогическом институте также работали такие известные ученые, как С. И. Радциг (курс истории античной литературы), Н. И. Радциг (история), В. Н. Мышцын (доктор церковного права, преподавал историю религии и историю первобытной культуры, в пединституте - обществоведение), И. О. Зубов (дефектология), И. П. Четвериков (педология), Б. Л. Бернштейн (почвоведение).

Институт, испытывая нехватку преподавательских кадров, вынужден был приглашать профессоров, как правило, из Москвы. Так, лекции по физике с 1927 по 1930 год читал видный специалист в области геофизики, впоследствии академик В. В. Шулейкин.

Конечно, нельзя утверждать, что обучавшийся на учителя русского языка и литературы Петровский слушал лекции всех перечисленных педагогов. Однако, как отмечено в работе по истории Ярославского педагогического института, студенты учились с интересом, посещали необязательные занятия. К тому же, в первые годы существования института на всех отделениях общеобразовательными предметами были и такие, как, например, общая биология, анатомия и физиология человека.

Филологическую подготовку заложили такие курсы, как элементы русского языкознания, общее языкознание, русская народная словесность, история русского языка, современный русский язык с диалектологией и введением в этиологию, английский язык, украинский язык, введение в изучение литературы, история русской литературы до XIX в., история западноевропейской литературы до XIX в., русская литература XIX и XX вв., иностранная литература, методология литературы, поэтика.

Н. А. Петровский в годы учебы в Ярославле

Естественно, были курсы философско-экономические: исторический материализм с основами диалектического материализма, основы ленинизма, политическая экономика, советское хозяйство и экономическая политика, введение в статистику, история промышленного и финансового капитала на Западе и в России.

Были также прослушаны курсы военных дисциплин, основы индустриального производства и ручного труда. Относительно двух последних необходимо сказать, что в институте обращалось внимание на укрепление связей с трудящимися, взаимное шефство с заводами и деревнями. Студенты выполняли работу в качестве рабочих в цехах, изучая технический процесс производства в течение длительного времени.

За время учебы Петровский работал в пяти семинарах и прошел практику в школе по русскому языку и литературе. Для осуществления последней пединститут имел базовую школу, где проводились эксперименты по обучению и воспитанию учащихся.

Впрочем, оказавшаяся в моем распоряжении копия документа не дает исчерпывающих сведений о тех знаниях, к которым приобщался Петровский в студенческие годы. В своей автобиографии он перечислил языки, по которым получил зачеты в Ярославле: помимо упомянутых английского и украинского, еще французский, немецкий, белорусский, польский, чешский, болгарский и сербский. Тогда же заинтересовался и языком эсперанто, и даже взял на себя в 1929/30 учебном году руководство кружком по изучению этого искусственного языка.

До поступления в институт Петровский знал также казахский язык. Позже, в 30-е и 40-е гг. он изучал узбекский и латинские языки, слегка познакомился с таджикским, а «под старость» – с греческим, «когда вплотную занялся ономастикой». Но, по собственному признанию, большинство языков знал слабо, «настолько, что могу пользоваться литературой на этом языке с помощью словаря».

В стенах Ярославского пединститута судьба свела Петровского со многими известными учеными-славистами. С одними из них он обучался примерно в одно и то же время. Это и В. К. Чичагов, известный своей работой о происхождении личных имен, отчеств, фамилий. Это и С. С. Дмитриев, в будущем профессор МГУ, специалист по истории русской культуры, также окончил литературно-лингвистическое отделение, но на год раньше Петровского. Однако наибольшую роль в формировании склонности Петровского к научно-исследовательской работе сыграли, по-видимому, А. М. Селищев, С. А. Копорский и И. Г. Голанов.

Классик отечественного языкознания Афанасий Матвеевич Селищев (1886–1942) в Ярославле был приглашенным профессором. Его основные труды посвящены исторической диалектологии македонского языка, русской диалектологии, балканскому языкознанию. Работал также в области сравнительно-исторической грамматики славянских языков, ономастики. Написал учебники по славянскому языкознанию и старославянскому языку. Его статья «Происхождение русских фамилий, имен, прозвищ» до сих пор сохраняет научное значение. Большое внимание топонимике и антропонимике уделил Селищев в монографии «Македонские кодики XVI–XVIII вв.». В ней всесторонне анализируются личные имена, изучается этническая принадлежность их носителей, детально характеризуются культурные влияния, идущие со стороны соседей. Большую известность имеет и книга Селищева «Язык революционной эпохи».

Сейчас я пока не располагаю сведениями о том, какие теоретические курсы Селищев читал в Ярославле. Однако несомненно то, что в своих лекциях известный славист в качестве примеров приводил и ономастический материал. И, возможно, это были те семена, которые через много лет дали плоды в виде занятия Петровского сбором антропонимического материала. Пока доподлинно известно лишь то, что у Селищева Петровский изучал живые славянские языки, и по всем получил зачеты (это отмечено в автобиографии Петровского).

В ярославский период у Петровского проявился прежде всего интерес к диалектологии. И это вполне объяснимо. Благодаря А. М. Селищеву на кафедре русского языка пединститута начало развиваться диалектологическое направление. Большой вклад в это внес и С. А. Копорский, известный впоследствии специалист в области диалектологии, истории русского литературного языка и стилистики, профессор. В 1922 г. он окончил Ярославский пединститут и в течение нескольких лет заведовал фольклорно-лингвистическим кабинетом при кафедре русского языка. Научными руководителями С. А. Копорского в тот момент были профессор кафедры русского языка И. Г. Голанов и А. М. Селищев. В 1929 г. Копорский опубликовал книгу «О говоре севера Пошехоно-Володарского уезда Ярославской губернии».

В научную работу кафедры были вовлечены и студенты. Среди них был, очевидно, и Петровский. В автобиографии он писал, что в пединституте начал работу «Описание говора сибирских казаков», но впоследствии (в ташкентский период) эти материалы погибли. Возникает интересный вопрос: чья инициатива лежала в основе этих увлечений – самого Петровского или его педагогов. Если верно второе, то кого конкретно?

То, что Петровский был способен самостоятельно увидеть актуальность той или иной темы, свидетельствует не только его решение заняться сбором материала по русской антропонимике, но и то, что он еще до приезда в Ярославль собирал новые русские слова, но материалы эти потом погибли. Об этом он писал в своей автобиографии. Поэтому, оказавшись в пединституте, он вполне мог самостоятельно увязать свои жизненные обстоятельства (сибирско-казачьи корни) с диалектологическим направлением кафедры русского языка Ярославского пединститута. Научное же руководство в диалектологических штудиях Петровского мог осуществлять С. А. Копорский, И. Г. Голанов или даже А. М. Селищев. Впрочем, говор сибирских казаков Петровский мог начать описывать и по совету ярославских диалектологов, может быть, и самого А. М. Селищева. Ведь известно же, что, находясь в годы Гражданской войны в Иркутске, последний написал и издал книгу о сибирских говорах русского языка.

С С. А. Копорским Петровский поддерживал контакты и в период работы над словарем личных имен. В предисловии к своему словарю Н. А. Петровский упоминает его дважды. «По совету профессора МГУ С. А. Копорского автор обратился на некоторые кафедры русского языка с просьбой помочь ему в сборе материала для словаря». Фамилия С. А. Копорского фигурирует и в числе тех лиц, которым Петровский «считает долгом выразить благодарность» за «участие в рецензировании, подготовке словаря и содействовавшим выходу его в свет».

Заявление в стипендиальную комиссию
Нельзя сказать, что учеба в Ярославле давалась Петровскому легко. Все-таки он был уже достаточно взрослым человеком, старше не только многих из своих однокурсников, но и иных педагогов. К слову, С. А. Копорский был младше Петровского на 8 лет. А когда тебе под сорок, то знания усваиваются не так быстро, когда тебе двадцать с небольшим. Кроме того, Петровскому надо было содержать семью. У него на иждивении были жена, дочь и престарелые родители. Жил же Петровский в годы учебы в Ярославле на пособие Ярославского КССМ . Поэтому в 1929 г. он вынужден был подать в стипендиальную комиссию заявление с просьбой назначить ему академическую стипендию.

Сложные жизненные условия в Ярославле, очевидно, сказывались и на его успехах в учебе и активности в общественной работе. Поэтому после окончания института на педагогическую работу комиссией по распределению Петровского не послали из-за отрицательной характеристики профкома и общественных организаций Петровский возвращается в родные края, где работает преподавателем школы ФЗУ сначала в Усть-Каменогорске, а затем в Семипалатинске.
Смена указки на скальпель

Н. А. Петровский в 1950-е гг.

В 1932 г. в жизни Петровского происходит резкий поворот. Он уезжает в Ташкент. Здесь год работал секретарем в медицинском институте, а в 1933–1940 гг. был студентом этого института. Но учеба была настолько напряженной, что ко времени госэкзаменов Петровский заболел от переутомления и поэтому госэкзаменов не сдавал.

После окончания мединститута Петровский работал преимущественно в сфере медицины. Куда только его не забрасывала судьба! Казахстанский Актюбинск, узбекские Гузар, Ташкент, Нукус и, наконец, родной Усть-Каменогорск. Работал врачом-терапевтом, заведующим здравпунктом, медсанчастью, врачебным участком.

На некоторое время он все же возвращался к педагогической работе – в 1948–1949 гг. преподавал русский язык в школе в Усть-Каменогорске, в 1953–1954 гг. – школьный инспектор облоно, в 1949 г. – завуч семилетней школы. Однако условия работы оказались настолько тяжелыми (занятия в три смены с 7 утра до 7 вечера), что Петровский решил «навсегда отдаться медицинской работе». В 1957 г. он вышел на пенсию.

Последние годы его жизни прошли в Молдавии, куда он уехал по состоянию здоровья. Когда точно – пока сказать не могу. Это произошло не ранее 1960 г., т. к. в газетных публикациях за тот год он еще дает свой усть-каменогорский адрес. Где конкретно жил Петровский в Молдавии – также пока неизвестно, как и место, где похоронен. Удалось выяснить лишь то, что он умер 8 января 1968 г., да то, что ныне в Кишиневе проживает его дочь Светлана (1951 г. рождения).
Работа над словарем

Что поражает в Петровском, так это его оптимизм. Только оптимист, крепко верящий в свои силы, способен начать трудоемкую работу, требующую многолетних усилий, и неизвестно, когда финиширующую, в возрасте 56 лет. В 1960-м, когда Петровскому исполнилось почти 70, он пишет в одной из своих газетных заметок:

«Поскольку я буду еще долго (выделено мной – А. Н. ) продолжать работу над собиранием имен, то прошу читателей помочь мне и присылать редкие имена и их производные…»

Я уже писал выше, что о значении собственных имен для научных работ по славистике Петровский мог узнать еще будучи студентом Ярославского пединститута, слушая лекции профессора А. М. Селищева. Однако должно было пройти без малого 17 лет до той поры, когда он всерьез увлекся личными именами. «Русские имена начал собирать с 1947 года единолично», – напишет он в автобиографии. А уже в 1949 г. был задуман словарь имен.

В течение нескольких лет работы он собрал около восьми тыс. личных имен, главная масса которых – ласкательные и уничижительные имена. Однако в дальнейшем понял, что для ускорения темпа сбора материала необходимо обратиться к общественности. По совету своего знакомого по ярославскому периоду, известного слависта, профессора МГУ С. А. Копорского Петровский обратился на некоторые кафедры русского языка с просьбой помочь в сборе материала для словаря.

Отозвались кафедры русского языка многих вузов – в Москве, Ярославле, Иркутске, Кургане, Смоленске, Фергане, Перми, Томске, Фрунзе, Актюбинске, Нежине, Благовещенске и др. Из многих концов страны ему стали присылать материалы. Приток писем усилился после опубликования в 1955 и 1956 гг. двух статей в журнале «Русский язык в школе», в последующие годы также более двадцати корреспонденций в разных газетах.

Не всегда занятия Петровским именами находили понимание. Так, журналист А. С. Розанов рассказал, что как-то присутствовал при беседе Петровского с заведующим отделом восточно-казахстанской областной газеты, во время которой он пытался втолковать важность работы по собиранию личных имен и просил написать об этом.

В комнате отдела культуры я увидел плотного седого человека, который вежливо, но настойчиво втолковывал заведующему отделом нечто любопытное…
– Ономастика пока являет собой белое пятно в русском языкознании, - говорил Петровский. – Собирание личных имен людей вовсе не мое личное дело, как вы изволите думать. Заметка в газете необходима, чтобы привлечь широкий круг добровольцев-собирателей. Только таким путем мы можем подойти к созданию специального словаря имен.
– А какая у вас основная работа? – заинтересовался я.
– Врач «Скорой помощи».
– При чем же личные имена?
– Но это животрепещущая проблема лингвистики!
Контакта с областной редакцией у врача-языковеда так и не получилось.

Но если контакта с областной редакцией у Петровского не получилось, то лично А. С. Розанов оказал ему немалое содействие. Так, он написал заметку о внеслужебном увлечении Петровского, напечатанную в «Литературной газете». Он же написал сценарий для получасового фильма «Как ваше имя?», который сняли на усть-каменогорской студии телевидения и показали на Центральном телевидении и за рубежом. Вот так удивительно переплелись судьбы Петровского и Адриана Розанова – сына Наталии Сац и Сергея Розанова.

Обращение Петровского на кафедры русского языка вузов, корреспонденции в известиях в центральной прессе (не только в «Литературной газете», но и «Известиях», «Комсомольской правде», «Учительской газете»), сюжеты на Центральном телевидении, на Всесоюзном радио сделали свое дело. У Петровского появились сотни помощников. Имя журналиста А. С. Розанова из Усть-Каменогорска упомянуто в предисловии к словарю Петровского в числе тех, кто принимал участие в рецензировании, подготовке словаря и содействовали его выходу в свет.

С самого начала Петровский направил сбор материала добровольными помощниками в нужное русло, составив программу сбора имен и издав ее тиражом три тыс. экземпляров. Постепенно число постоянных помощников-корреспондентов стало расти. Как отметил Петровский в автобиографии (написана после 1960 г., в то время работа над словарем была уже завершена), он получил около 4900 писем, а отправил – около 5000. Общее число своих корреспондентов он оценил примерно в 1500 человек. Среди них научные работники, учителя, студенты, библиотечные работники, инженеры, писатели и др. Можно представить, сколько времени у Петровского уходило на переписку! А. С. Розанов позже метко отметит: «Маленькая квартира Петровского стала чем-то вроде всесоюзного заочного научно-исследовательского института ономатологии – учения о личных именах».

Общим итогом работы стало составление обширной картотеки. Точный ее объем не знал даже сам Петровский. По его прикидкам, «около 60 тыс. карточек вместе с подсобными».

С 1955 г. у Петровского завязалась переписка с известными языковедами А. А. Реформатским и С. И. Ожеговым, которые дали ему немало ценных советов по поводу построения словаря. Консультации и советы давали также такие видные филологи, как Б. А. Ларин, А. Н. Попов, Б. М. Гранде, С. А. Копорский и др. Появлению словаря содействовал и друг детства писатель А. М. Волков.

В предисловии к своему словарю Петровский написал: «Труд автора не только его личный труд, это труд многих сотен корреспондентов». Среди фамилий тех корреспондентов, которые сделали особенно много для сбора материала, Петровский называет исследователя говора уральских казаков Н. М. Малечу, автора научно-популярной книги «Русские имена» (Вологда, 1962) А. А. Угрюмова.

Для Петровского при работе над словарем личных имен была свойственна определенная одержимость. Об этом можно судить, например, на основе рассказа профессора Н. В. Алексеенко (Усть-Каменогорск). Из его письма автору очерка от 25 октября 2002 г.:

Однажды журналист Адриан Розанов пригласил меня посетить Никандра Александровича. Конечно же, я с радостью согласился. Никандр Александрович проживал в комнате дома барачного типа. Комната была буквально заставлена каталожными шкафами. Разговор на «общие темы» был коротким. Никандр Александрович, узнав, что я работал в архивах Омска и Барнаула над материалами XVIII в., буквально загорелся. «Голубчик, Вы же в архивах обязательно встречаетесь с какими-то необычными для Вас русскими именами. Не сочтите за труд сообщить мне об этом. Очень и очень буду признателен». Я и мои коллеги исправно поставляли Никандру Александровичу наши «находки». Не думаю, что мы открывали что-то для него новое. Тем не менее вознаграждались мы искренней благодарностью.
Выход словаря. Реакция общественности

«Словарь русских личных имен» Петровского был готов уже в 1960 г., но в свет вышел лишь в 1966 г. в московском издательстве «Советская энциклопедия» тиражом 100 тыс. экземпляров.

Свой словарь Петровский рассматривал как опыт словаря русских личных имен, поскольку содержит не собранный автором материал и должен «апробировать принципы подачи материала, осуществленные в словаре, – принципы, исходящие из понимания системы современных русских имен».

В предисловии к словарю Петровский убедительно просил читателей высказать мнение по поводу недостатков словаря, т. к. предполагал переработать словарь. Также просил сообщать сведения по этимологии имен, поскольку многие имена остались без этимологических данных, а некоторые этимологии слишком краткие.

И отклики на словарь Петровского последовали. Мне удалось отыскать две рецензии, опубликованные в журналах.

Первая рецензия появилась в литературно-художественном и общественно-политическом журнале «Знамя» (№ 3, 1968 г.). Она называется «Книга для всех» и написана Е. Авксентьевской. Очевидно, это Елена Ивановна Авксентьевская (1906–1989), работавшая в 1941–1962 гг. заведующим библиотекой Центрального дома писателей. Рецензия краткая, всего на одну страницу. Процитирую:

Автором проделан огромный, поистине героический труд по сбору материала. <...>И еще, что особенно хотелось подчеркнуть: труд, затраченный составителем, имеет ценность не только практическую, но и научную.

Единственный недостаток, на который Е. А. Авксентьевская обратила внимание, это выделение отдельно указателя уменьшительных форм имен.

Возьмем имя Иван. Указано, что старая форма Иоанн. Затем даны производные: Иванка, Ванюся, Иша и т. д. То же самое повторяется, только в большем количестве вариантов, и в указателе уменьшительных форм. Неудобно и то, что часть уменьшительных и ласкательных вариантов идет под буквой «И», часть – под «В», а может быть, и еще под какой-либо. Хотелось бы, чтобы при повторном издании словаря все, что относится к тому или другому имени, было собрано воедино (а ведь так первоначально это и было задумано автором книги).

Далее узнаем, выделение указательных форм имен – идея редакции, так как это будет удобно для нерусского читателя, столкнувшегося с уменьшительно-ласкательнымми формами в художественном произведении. По мнению Е. Авксентьевской, довод неубедителен.

Вторая рецензия вышла в журнале «Научные доклады Высшей школы» (№ 2, 1968 г.) и является научной рецензией. Ее автор – Сергей Иванович Зинин (1935–2013), работавший на кафедре русского университета Ташкентского государственного университета. Он профессионально занимался антропонимикой и через год после выхода рецензии защитит кандидатскую диссертацию «Русская антропонимия XVII–XVIII вв. (на материале переписных книг городов России)».

С точки зрения популяризации русских личных имен, объяснения их этимологии в популярной форме, особенно при выборе имени ребенку, «Словарь» Н. А. Петровского представляет большую ценность.

Вместе с тем, С. И. Зинин высказал и критические замечания, отметив, что не совсем четко решен вопрос об объеме словника, и отбор личных имен производился в общем субъективно. Что словарная статья построена по упрощенной схеме. Что нет указаний на степень распространенности в той или иной местности, на социальную соотнесенностью. Не до конца решена, по мнению рецензента, проблема этимологического объяснения русских личных имен.

Более интересен с точки зрения лингвистики, по замечанию, С. И. Зинина, та часть словаря, в которой приводятся всевозможные формы личных имен. Но по мнению, рецензента, было бы лучше в основной словарной статье перечислить все известные автору уменьшительные формы имен, а в указателе уменьшительных форм назвать лишь те, которые соотносятся с разными исходными именами.

Н. А Петровский, как сказано выше, скончался в январе 1968 г. То есть он даже не дожил до выхода этой рецензии, которая явно была готова и сдана в печать еще при его жизни. Но в советское время авторам приходилось ждать месяцами, пока выйдет их публикация в журнале, так как редакционные планы формировались на месяцы вперед.

Позднее в обзорах по словарям русского языка разного типа встречаются краткие замечания о словаре русских личных имен Н. А. Петровского. Приведу некоторые из них:

Как первые опыты этого рода, они [речь о топонимическом словаре В. А. Никонова и о словаре Н. А. Петровского – А. Н. ] неполны по материалу и не очень совершенны по своему лексикографическому характеру. ‹…›Основным недостатком словаря является неразграничение активного и пассивного именников и, кроме того, ошибки и непоследовательность в этимологических справках [Шанский 1972, 319].
Большим событием в антропонимике было появление в 1966 г. «Словаря русских личных имен», составителем которого был Н.А. Петровский (второе стереотипное издание. М., 1980) [Бондалетов 1983, 84].

Не исключено, что если бы Н. А. Петровский не умер в 1968 г., а прожил еще несколько лет, то следующее издание его словаря было совершеннее с точки зрения и лингвистики, и лексикографии. Но, увы, до издания в переработанном и дополненном виде дело не дошло. Модернизация словаря в изданиях последних лет касается лишь включения дней памяти православных и католических святых.

Однако, несмотря на то, что год первого издания словаря Н. А. Петровского всё дальше и дальше отодвигается в прошлое, этот словарь по-прежнему работает на науку. Трудно найти диссертационные работы по вопросам русской антропонимики, авторы которых бы не обращались к словарю Н. А. Петровского, хотя сейчас есть словарь русских имен А. В. Суперанской с более обширным словником.
Неосуществленные творческие замыслы

Очевидно, творческая натура проявляется и в постоянной неудовлетворенности сделанным – оно кажется каким-то недоделанным, несовершенным. Автор периодически возвращается к своим творениям, вносит правки, дополнения. Точно так было и у Н. А. Петровского. Словарь уже был готов к печати и вот-вот должен был увидеть свет, а его автор уже строит планы на будущее:

Переработка выходящего сейчас словаря, т. к. в таком виде, как он выходит, он меня не удовлетворяет.

В свою научную программу Петровский включил создание «Большого словаря русских личных имен». Кроме того, планировал составить «Словарь русских фамилий», «для которого собирается и уже собран мною и моими сотрудниками большой материал». Хотел он написать и работы о суффиксах русских личных имен, «которых собрано несколько сотен (простых и сложных, с примерами)», а также «Иностранные тезки русских личных имен». Петровский в автобиографии привел пример статьи из этого запланированного словаря.

ИВАН, др.-евр. Иоханан, др.-греч. Иоаннес, лат. Иоаннес, англ. Джон, Джек, Джок, нем. Йоганн, Ганс, Ян, франц. Жан, итал. Джиованни, Джованни, исп. Хуан, португ. Жуан, венг. Янош, рум. Ион, Янис, груз. Иване, арм. Ованес, фин., эст. Юхан, укр. Иван, Ян, белорус. Иван, Ян, польск., Ян, чешск. Йоган, Иван, болг. Иован, Иван, Ян…

Следует сказать, что на тот момент, когда Петровский наметил эту обширную программу, не было своих, отечественных словарей ни фамилий, ни суффиксов личных имен, ни контрастивных справочников личных имен. То есть и здесь он был своего рода первопроходцем. Первые популярные заметки о происхождении русских фамилий появились в журнале «Наука и жизнь» в 1968 г. Их автор – Ю. А. Федосюк. Словарь «Suffixe und Endelemente russischer Vornamen» («Суффиксы и конечные элементы русских личных имен») А. В. Суперанской вышел в свет только в 1999 г. в Лейпциге и практически недоступен на родине автора. А отечественного сопоставительного словаря личных имен в чистом виде до сих пор не существует.

Однако ничего из намеченного Петровский довести до конца не успел. Но и единственная опубликованная книга Петровского, его «Словарь русских личных имен», внесла вклад в развитие русской ономастики и навечно вписала имя автора в ее историю.
Можно ли ставить точку?!

Обложка 5-го издания словаря
Н. А. Петровского (1995 г.).

Можно ли говорить, что тема биографии Н. А. Петровского исчерпана? Очевидно, что нет. Но в каком направлении работать дальше? Тот, кто внимательно прочтет мой очерк о Петровском, сразу увидит, что многие периоды его жизни известны очень поверхностно. Другой вопрос, насколько сбор дополнительных сведений об этих периодах интересен для науки ономастика.

На данный момент наиболее интересным для истории ономастической науки является знакомство с материалами личного фонда Петровского, который хранится в Государственном архиве Восточно-Казахстанской области (ГАВКО). Из переписки с директором этого архива О. Г. Поляковой в 2004 г. стало известно, что в фонде Петровского насчитывается более 700 единиц хранения. Помимо документов по составлению словаря личных имен, это переписка с разными корреспондентами по собиранию русских имен и фамилий, рукописи статей по ономастике, фотографии Петровского в разные периоды жизни.

Среди переписки в фонде Петровского могут быть письма видных советских языковедов с их предложениями по сбору материала, по составлению словаря. И это могло бы стать отдельным и интересным для истории ономастики аспектом.

Интересно также посмотреть, что за рукописи по ономастике хранятся в фонде Петровского. Возможно, не все они были опубликованы и кое-что можно было бы подготовить и печати и в наше время.

Интерес представляют и фотографии. К сожалению, в моем очерке фотографии Петровского не очень высокого качества. Тому есть объективная причина. В моем распоряжении только ксерокопии двух фотографий, с которых и делал сканирование. Не мешало бы заменить их на изображения более высокого качества. Да и неплохо было бы дополнить фотогалерею с изображением Петровского. Был бы признателен тем жителям Усть-Каменогорска, которые бы сходили в ГАВКО, сделали бы там сканы нескольких фотографий Петровского и прислали автору этого очерка. Надеюсь, что мой очерк попадется на глаза сотрудникам этого архива и они это сделают сами.
Архивные источники

Литература

Авксентьевская Е. Книга для всех // Знамя. – №3. – 1968. – С. 253.

Бернштейн С. Б. Селищев – славист-балканист. М., 1987.

Бондалетов В. Д. Русская ономастика. – М., 1983.

Вологодская Г. Тайна имени // Казахстанская правда. – 1999. – 30 апреля.

Ескендиров М. Г. Архивы Восточного Казахстана // Вестник университета «Кайнар». – 2005. – № 3/2. – С. 35–37.

Зинин С. И. Рецензия на «Словарь русских личных имен» Н. А. Петровского // Научные доклады Высшей школы. – № 2. – 1968. – С. 119–121.

Никандр Александрович Петровский (1891–1968 гг.) // http://imena.pushkinlibrary.kz/.

От учительского института – к педагогическому университету // Педагогический вестник ЯГПУ. – № 4. – 1998 // http://sun20.history.yar.ru/vestnik/90/part1/3.htm/.

Пермитин Е. Н. Жизнь Алексея Рокотова: Трилогия. – Книга 1. Раннее утро. – М., 1986.

Петровский Н. А. Словарь русских личных имен. – М., 1966.

Петровский Н. А. Доброе имя // Неделя. – № 21 (июль). – 1960. – С. 18–19.

Петровский Н. А. Еще раз о словаре русских имен личных // Русский язык в школе. – №5. – 1956. – С. 115–117.

Петровский Н. А. О словаре русских личных имен // Русский язык в школе. – № 3. – 1955. – С. 85.

Розанов А. Учитель из нашего города // Розанов А. Первороссийские мальчишки. – Алма-Ата, 1988. – С. 95–125.

Собиратель русских имен // Ленинская смена. – № 15. – 1956. – С. 4.

Тарлыкова О. Страницы летописи Ефима Пермитина // Деловой Усть-Каменогорск. – № 11, 2002.

Черных С. Е. Историческая справка села Прапорщиково // http://e-arhiv.vko.gov.kz/ru/Page/Index/1577/.

Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. – 2-е изд. – М., 1972.

Порядок образования отчеств от имен Шамиль, Равиль, чем это регламентировано.

-евич, -евна . Конечный мягкий знак опускается. Например: Игорь – Игоревич, Игоревна; Шамиль – Шамилевич, Шамилевна; Рауль – Раулевич, Раулевна . См.: Суперанская А. В. Словарь русских личных имен . М., 2004.


	Вопрос № 294457

Добрый день, уточните, пожалуйста, какое отчество образуется от мужского имени Дарра (ударение на первый слог). Какое правило в данном случае применяется и на какой авторитетный источник можно сослаться в подтверждение этого правила? Спасибо.